Форум » » Переведенные фанфики от Инны ЛМ: Керри и Картер » Ответить
Переведенные фанфики от Инны ЛМ: Керри и Картер
Инна ЛМ: Цикл рассказов «Одно слово» (“One word”) Автор – Leyla Harrison (Sparkle) Перевод – Инна ЛМ Оригинал – на fanfiction.net и sparkle’s ER fanfic
Ответов - 67, стр:
1 2 All
Инна ЛМ: 7. Двойственность (Duplicity) Краткое содержание: вернувшись на работу, Керри пытается отдалиться от Картера, и неожиданное происшествие в приемном отделении только ухудшает ситуацию. * * * * * * * * * * - Я тут подумал о том, чтобы отправиться сегодня на поиски квартиры, - заявляет Картер, с места в карьер, как только входит в кухню этим утром. Я смотрю на него и вздергиваю бровь, не зная, что ответить на это. Было время, когда я приветствовала бы его возращение сюда, в мой подвал. Но теперь я не могу этого сделать. - Я жил с Гаммой с тех самых пор, как уехал отсюда, но начинаю думать, что собственное отдельное жилье – это не такая уж плохая идея, - продолжает он. Я киваю и отпиваю глоток кофе, который только что приготовила. Он горячий и крепкий и стекает вниз по моему горлу как жидкий огонь. Я рада этой боли. - С тобой всё в порядке? – спрашивает Картер. – Ты что-то притихла. - Просто устала. - Нам не удалось толком поспать, - говорит он, выражение его лица напоминает мне о той страсти, которую мы разделили в середине ночи и снова, рано поутру. – Я удивился, что ты уже проснулась, когда я встал. – Он всовывает ломтик хлеба в хромированный тостер. Я не хочу говорить ему, что причина, по которой я спозаранку встала, приняла душ и оделась – это терзающие меня размышления о флаконе викодина, который я нашла у него в кармане сегодня утром, и о пропавшей таблетке из этого флакона. Я делаю еще один глоток обжигающего кофе, стараясь сохранить нейтральное выражение лица. - Спасибо за то, что прибрался на кухне, - говорю я ему, пытаясь сменить тему. - Там было множество мелких осколков стекла, - отзывается он. – Я не хотел, чтобы кто-то из нас порезался. Я делаю паузу, стараясь подобрать слова очень тщательно и осторожно. - Викодин… я не знаю, что с ним случилось. Ты видел его, когда прибирался? Поджаренный хлеб выскакивает из тостера, и Картера кладет его на тарелку, не намазывая ни маслом, ни джемом, точь-в-точь так, как он всегда раньше готовил себе тосты. - Да. Я собирался избавиться от него – для тебя. – Он ловит мой взгляд. – Конечно, если ты хочешь, чтобы я это сделал. Может быть, мне следовало оставить такое решение за тобой. - Нет, - говорю я ему, настолько непринужденно, насколько возможно. – Я думаю, это хорошая мысль – избавиться от него. По его лицу проходит улыбка, и он откусывает кусочек тоста. - Я рад. Я просто подумал, ну, знаешь, незачем держать его здесь, на тот случай, если снова возникнет искушение. - А как насчет тебя? – спрашиваю я, пожалев о вопросе сразу же, едва он вырывается у меня изо рта. - Что ты имеешь в виду? – спрашивает он, с излишней поспешностью. - Я не хочу, чтобы ты тоже подвергался искушению, - говорю я ему без обиняков. Ну, признай же это, и всё, умоляю я его молча. Скажи мне, что ты взял эту таблетку. Не лги мне. Он прислоняется к разделочному столу, держа тарелку в руке. - Я не испытываю искушения, - отвечает он твердо. – Я уже знаю, что это может сделать со мной. Я не хочу оступиться. – Внезапная вина окрашивает румянцем его лицо, и на мгновение я думаю, что он намеревается признаться. Я охватываю свою кружку ладонями, жар просачивается в пальцы через кожу. Но Картер не делает того, чего я ждала. - Извини… я не имел в виду, что ты снова вернулась к этой привычке… Я качаю головой. - Всё нормально, Картер. Что я на самом деле хочу сказать, так это: скажи мне, Картер, ты и вправду собираешься избавиться от них, или ты собираешься приберечь их на черный день? Вместо этого я не говорю ничего. - Что мы будем делать? – спрашивает он, и я взглядываю на него, испуганная. - С чем? - С работой. Ты возвращаешься туда послезавтра, и я тоже. Я напрягаюсь; я не задумывалась об этом – пока еще нет. - Мы ничего не должны делать. - Так, значит, мы сохраним это… - он колеблется, - между нами? - Да, - отвечаю я твердо. – Было бы ужасно дурно, если бы кто-нибудь узнал… Поскольку я – заведующая приемным и твой начальник… Он кивает. - Знаешь, как бы мне это ни было неприятно, но я знаю, что ты права. Я не хочу, чтобы кто-то из нас попал в беду. И кто знает, это может быть забавным. Хранить секрет, я хочу сказать. Я могу сохранить секрет. У меня в горле образуется комок. О да, Картер, ты умеешь хранить секрет. Ты безусловно умеешь. Я едва могу смотреть на него. - Ты не хочешь… ну, я не знаю, отправиться вместе со мной поискать мне квартиру? Я понимаю, это не самое захватывающее занятие для выходного дня, но я подумал… - Вообще-то у меня куча бумажной работы, которой надо заняться, - лгу я. – Бюджетные отчеты для Романо. Он кивает и доканчивает свой тост. - Я могу зайти к тебе попозже? Его явно начинает сбивать с толку мое отсутствие энтузиазма. Я не представляю, что делать – если я скажу ему «нет», у него возникнут подозрения, и он примется гадать, почему я так настойчиво стараюсь оттолкнуть его, а это, скорее всего, заставит его попытаться приблизиться ко мне. Но я не могу сказать ему «да» – я не могу притворяться, что всё отлично, когда это определенно не так. Или могу? - Разумеется, - говорю я ему, стараясь принудить себя выглядеть и говорить так, как будто всё в норме. – Просто позвони мне, когда закончишь. Он поворачивается к раковине и споласкивает под краном свою тарелку, а потом ставит ее в сушилку. Потом он снова смотрит на меня, с задумчивым выражением на лице. - Может быть, я слишком сильно давил на тебя прошлой ночью, Керри. Рассказывая тебе, что я чувствую… заставляя тебя сделать попытку признаться мне, что ты чувствуешь то же самое. Извини меня за это. Я хочу, чтобы ты не торопилась, не подгоняла себя, убедилась, что тебе удобно в этой ситуации. Я действительно люблю тебя, но я больше не буду тебя подталкивать и давить на тебя. Извини меня. Он выглядит таким искренним, что я ощущаю ноющую боль в груди. Я отчаянно хочу, чтобы всё было просто. Я слегка качаю головой. - Не беспокойся об этом. - Ладно, - говорит он мне и пересекает комнату. Он наклоняется поцеловать меня, и я разрешаю ему это. Я не могу заставить себя поцеловать его в ответ. Он отодвигается, в глазах у него озабоченность. - Ты уверена, что с тобой всё в порядке? - Я же сказала тебе, всё отлично. Просто я немного рассеянна. Так всегда бывает, когда я беру отпуск и приходится начинать думать о возвращении. – Мои слова текут гладко, как мед, как яд. - Тогда я позвоню тебе попозже, - говорит он мне и нежно дотрагивается до моей руки, выходя из комнаты. Я жду, прислушиваясь к звуку закрывающейся входной двери, а потом к звуку его заводящегося джипа. Я всё еще могу ощутить прикосновение его руки сквозь всю одежду, которая на мне надета. Я еще долго стою у стола после того, как он уехал, в каком-то оцепенении, гадая, как поступить дальше. * * * Я в результате решаю, как поступить. Само собой, у меня очень маленький выбор. Когда он звонит – а он и правда это делает – я позволяю включиться автоответчику. Я уже предвижу, как будет искушать меня его голос, поэтому поворачиваю регулятор громкости так, чтобы всё, что я смогу расслышать – это звук включившегося механизма, когда он записывает сообщение, перематывает пленку, останавливается. Постепенно я обнаруживаю, что мне придется отключить и звонок у телефона, поскольку он звонит снова и снова весь вечер. Мигающий красный огонек обжигает мне глаза, пока сообщения накапливаются на пленке. Когда поздно вечером Картер приезжает, я уже погасила все огни в доме. Он звонит в дверь дважды. Потом стучит – громко. - Керри! – зовет он сквозь толстую деревянную дверь. Он стучит снова, на этот раз громче, настойчивее, еще раз называя меня по имени. Не сдавайся, говорю я себе, и поэтому остаюсь там, где я есть, на диване, в темноте моего собственного дома, обняв себя руками, стараясь отгородиться от его стука, от его голоса. - Черт возьми, - слышу я, как он ругается. Я хочу открыть ему дверь, впустить его, всё прояснить, но я не могу. Я должна быть сильной, я должна не терять голову и взять себя в руки, перед тем как вернусь на работу, и это – единственный способ, который мне доступен. Новое противостояние с ним только сделает всё еще тяжелее. Он еще один, последний раз разочарованно ударяет в мою дверь, прежде чем уйти. Звук мотора его джипа так громок на тихой улице. Наконец я встаю с дивана и медленно пробираюсь по затемненному дому в сторону постели. * * * - Доброе утро, доктор Уивер, - говорит мне Рэнди, когда я появляюсь в приемном. Я захожу за стойку регистратуры и проверяю доску. - У нас всё спокойно? – спрашиваю я у нее, и она кивает. - Поступила массовая автотравма из-за пьяного водителя, но сейчас всё под контролем. Входит Лука, он выглядит утомленным. - Привет, Керри. - Привет, - говорю я ему, направляясь к ординаторской. – Тяжелая ночь? Он идет вместе со мной в ординаторскую и кивает. - На скоростном шоссе было массовое столкновение. Поразительно, как один пьяный может быть ответственен за столько повреждений. – Я достаю свой стетоскоп и бейдж из шкафчика. – Мы потеряли одного, троих отправили в хирургию, а водителя обработали и отпустили на попечение полиции. - У него не было никаких травм? – спрашиваю я недоверчиво. - Несколько порезов и царапин. Такое правосудие ужасно. Я уже хочу ответить ему, когда дверь ординаторской открывается и входит Картер. Я быстро смотрю на него, а потом отвожу взгляд. - Тебе следует пойти домой и немного поспать, Лука, - советую я ему и иду к выходу из ординаторской, проскользнув мимо Картера, пока он роется в своем шкафчике. Он нагоняет меня в коридоре. - Где ты была прошлым вечером? Я звонил… я приехал… - У меня была страшная головная боль, - лгу я ему. – Я выдернула из розетки телефон и рано легла спать. - Привет, Картер, с возвращением, - слышим мы оба, прежде чем наш разговор может продолжиться дальше. Я поднимаю глаза на Марка Грина. Картер кажется слегка смущенным от этого внимания и чуть пригибает голову. - Спасибо, - говорит он. - Ты чувствуешь себя готовым к работе, как я понял? – осторожно спрашивает Марк, ни словом не упоминая о наркотиках, или зависимости, или реабилитации здесь, в коридоре. - Я чувствую себя прекрасно, - отвечает ему Картер, и его голос звучит уверенно. – Я признателен за второй шанс. - Ты часть приемного, Картер. Мы тут зависим от тебя. И я знаю, что все рады твоему возвращению. - А как насчет вас, доктор Уивер? – спрашивает Картер, и Марк бросает на меня мимолетный взгляд. – Вы тоже рады моему возвращению? Не делай этого, приказываю я ему одними глазами. Я сглатываю комок в горле, отгоняя исподволь подступающую нервозность. - Да, Картер, я рада, - удается мне произнести. - Доктор Грин, вас к телефону, - зовет Рэнди из регистратуры. - Я сейчас подойду, - откликается он, потрепав Картера по плечу. – Ты выглядишь немного усталым, Картер. - Мало спал последние несколько ночей, - отвечает Картер, в его тоне звучит многозначительный намек, когда он смотрит на меня. Я посылаю ему предупреждающий взгляд. – Думаю, я просто немного нервничал из-за возвращения. - Если тебе что-нибудь понадобится… - Я обязательно обращусь к вам или к доктору Уивер. Спасибо, - заканчивает он, и Марк кивает, а затем направляется назад в регистратуру. - Ты вступаешь на опасный путь, Картер, - предостерегаю я его. – Это игра с огнем. Он смотрит как сама невинность. - Я не сказал ничего инкриминирующего... – Он делает паузу, а затем произносит слегка подчеркнуто: - Доктор Уивер. - Позаботься о том, чтобы и впредь не сказать ничего такого, - говорю я ему, понизив голос. - Ты старалась избегать меня прошлым вечером, - говорит он, точно с той же громкостью, что и я. - Здесь не место, Картер… - начинаю я, но он прерывает меня и оглядывает с заговорщическим видом. - О, ну ладно. Мы поговорим попозже, - говорит он, и я слегка качаю головой. - У меня есть работа, - напоминаю я ему и направляюсь к двери ординаторской, сознавая, что его глаза наблюдают за мной. * * * В ординаторской я пересматриваю расписание дежурств. Это единственный способ, и всё должно быть сделано без промедления. Если я начну колебаться, то никогда не сумею сделать этого. Я перераспределяю мои собственные смены так, чтобы быть свободной каждый раз, когда Картер работает, и наоборот. Я тяжело вздыхаю, когда откладываю ручку, зная, что он, самое меньшее, захочет получить объяснение, а самое большее – разозлится. Но я должна это сделать. Я должна соблюдать дистанцию. - Керри. Я поднимаю глаза и вижу хмурое лицо Роберта Романо. Господи, это последнее, что мне сегодня нужно. - Здравствуй, Роберт. - Я заметил, что ты была в отпуске на прошлой неделе? - Да, - говорю я ровно. - Ты наслаждаешься тем, чтобы хранить секреты, Керри? – спрашивает он, и я напрягаюсь, немедля встревожившись относительно того, что именно ему известно. – Мне кажется, есть что-то, что ты забыла сообщить мне. Я поднимаю бровь, стараясь выглядеть невинно. - И что бы это могло быть? - Маленькая поездка Джона Картера в Атланту. Насколько я помню, ты говорила, что он в отпуске по болезни. Я и не знал, что это был месяц в палате с мягкими стенами подальше от шкафа с наркотиками. Мои плечи обмякают. Мне следовало бы знать... Невозможно было бы вечно держать это в тайне от него. - Он прошел реабилитацию от наркозависимости, Роберт, - поправляю я его, мой голос резок. – Палаты с мягкими стенами вышли из употребления в семидесятых. - Неважно, - пожимает он плечами с презрительным видом, подходя к столу с кофеваркой и наливая себе чашку кофе. – Кому выставили счет за этот его маленький отпуск? Я делаю вдох, потом перевожу дыхание. Спокойнее, говорю я себе. Постарайся не вспылить. Не подначивай его. - Пребывание Картера в Атланте было оплачено его семьей. Окружная не несет финансовой ответственности за это. В основном это правда. Мы действительно подергали за кое-какие ниточки, чтобы поместить его в тот центр, и за билет на самолет действительно заплатили мы, или, скорее, я – но этого никто не знает. Насколько известно Марку Грину и Онспо, деньги на билет поступили из бюджета нашего отделения. - Многие сотрудники приемного были вовлечены в то, чтобы сохранить это в тайне от меня, - говорит Романо. – Вообще-то я считаю, что было принято преднамеренное решение оставить меня в неведении. И принято тобой, если я не ошибаюсь. - Я не думаю, что что-то было сделано преднамеренно, Роберт, - как ни в чем не бывало лгу я, стараясь утихомирить его растущий гнев. – Мне не казалось, что было необходимо… - Это безусловно было необходимо, Керри. Я – главный врач, - рявкает он. - А я – начальник приемного отделения, - парирую я, не давая ему закончить. – И я считаю, что поскольку я занимаю этот пост, то это позволяет мне принимать определенные решения, касающиеся персонала приемного. В случае с Картером я приняла решение, которое, как я подумала, было наилучшим в тот момент. На его лице появляется гримаса отвращения. - Мы и раньше с этим сталкивались, Керри, и ты знаешь, что я не всегда доверял решениям, которые ты принимала в последнее время. Я вспоминаю про Энджи, ту умственно отсталую рыжеволосую девушку, которой я поставила центральный катетер – вопреки его «мнению» – и это вызывает у меня короткую вспышку гнева. - Ты, несомненно, имеешь право на собственное мнение, Роберт. Но я придерживаюсь тех решений, которые приняла, и отстаиваю их. – Мой голос остается спокойным. – Это касается всех решений. Он пристально смотрит на меня, наверняка стараясь смутить этим взглядом, и я не уверена, пытается ли он решить, что сказать дальше, или у него попросту закончилось всё то, что он мог высказать. В конце концов он слегка закатывает глаза и делает глоток из своей кружки. - Так, значит, нашему другу Картеру теперь намного лучше? – спрашивает он. Если бы я вела эту беседу с кем-то, кому я доверяю, мой ответ, вероятно, был бы иным. Но в моей жизни осталось так мало людей, которым я могу довериться в данную минуту, и Роберт Романо определенно не один из них. - С ним всё отлично. - На будущее, Керри, я думаю, будет разумно, чтобы ты держала меня в курсе любых ситуаций, которые возникают здесь у вас внизу с персоналом приемного. - Это приказ, Роберт? – отрывисто спрашиваю я его. Я ни от кого не принимаю приказов, и менее всего от этого маленького проныры. - Ты можешь интерпретировать это любым способом, каким захочешь, - говорит он и направляется было к ординаторской, но наталкивается по дороге на Картера. – А, доктор Картер. Такой весь из себя завязавший и не употребляющий – теперь, когда вы возвратились из Атланты? Картер переводит взгляд с Романо на меня, затем снова на Романо, его лицо исполнено неуверенности. Романо хихикает, и, прежде чем Картер успевает ответить, хлопает его по спине немножко слишком сильно и уходит. - Вот ублюдок, - бормочу я себе под нос. - Я не думал, что он знал, - говорит Картер. - И я тоже. Картер присаживается к столу напротив меня. - Чем ты занимаешься? – спрашивает он и вытаскивает расписание из моих рук. Он проглядывает его, потом смотрит на меня. – Какого черта ты делаешь? – спрашивает он опять, на этот раз заметно расстроенный. Малик просовывает голову в ординаторскую. - «Скорая» везет жертву огнестрельного ранения. – Он уже оделся в одноразовый халат. - Когда они будут? – спрашиваю я. - Уже на входе. - В первую травму, - говорю я Малику и забираю расписание у Картера. - Керри… - начинает Картер, наполовину рассерженный, наполовину испуганный смыслом моих поступков. - Мы поговорим об этом позже, - говорю я ему и ухожу из комнаты. Правда заключается в том, что я не хочу говорить об этом. Ни сейчас. Ни когда-либо позднее. * * * Остаток дня я успешно избегаю Картера. День сегодня выдался суматошный, и я позаботилась о том, чтобы у него всегда были пациенты, которыми нужно заняться, никакого свободного времени, и для себя я делаю то же самое. Позднее я, улучив минуту, иду в ординаторскую, чтобы наскоро выпить чашку кофе, и невольно проклинаю его жуткий вкус. Входит Халей, она кажется раздраженной. - Кофе? – спрашиваю я ее, и она кивает. Я наливаю ей чашку. - Это девчонка сводит меня с ума, - замечает она. - Кто? - Эбби Локхарт. Она не самый мой любимый человек на свете, но сегодня, клянусь, она истрепала мне все нервы. Она целый день что-то бормочет сама себе. И тут Эбби собственной персоной заходит в ординаторскую, выглядя виноватой, когда она быстро смотрит на Халей и потом на меня. Я не знаю, чье присутствие заставляет ее больше дергаться – Халей или мое. Хотя она явно знает, что преуспела-таки в том, чтобы донять Халей. А это – такое, чего я даже себе не пожелала бы. - Извините, - ворчливо говорит Халей, проходя мимо Эбби и покидая ординаторскую. - Всё в порядке? – спрашиваю я Эбби. Она нервно качает головой, но я вижу, что она не убеждена в этом. - Вы не видели где-нибудь поблизости доктора Грина? Мне надо поговорить с ним кое о чем. - Я думаю, он в третьей смотровой, - отвечаю я ей. Она благодарно кивает и, приопустив голову, выскальзывает как мышка из ординаторской, оставляя меня в одиночестве. Это первый момент за много часов, когда у меня есть возможность отдышаться, не говоря уже о том, чтобы подумать. Моя нога ноет; я направляюсь к своему шкафчику и беру несколько таблеток тайленола, которые и проглатываю с остатками моего кофе. Ну же, подействуй поскорее, молюсь я. Пожалуйста. Для лучшей опоры я прислоняюсь к столу с кофеваркой, перенося на минуту вес с больной ноги на здоровую. Я глотаю то, что еще осталось от кофе. Когда-нибудь мы обязательно заведем новую кофеварку, и хорошую, говорю я себе. Входит Картер. Я готовлюсь к новому раунду неприятных вопросов. Мне нужно только продержаться сегодняшний день, напоминаю я себе. После этого расписание разлучит нас, разлучит меня с его вопросами, с его внимательным взглядом. - Я уже давно тебя ищу, - объявляет он. - У меня были пациенты, Картер. Сегодня по-настоящему напряженный день. - Нам надо поговорить. - Не здесь. Он делает шаг, приближаясь ко мне, и я вижу, что он выглядит усталым, почти оглушенным. - Ты специально избегаешь меня весь день, Керри, и я хочу знать почему. - Мы уже обсуждали это, Картер. Я не хочу нести это, - я указываю на него и на себя, - на работу. - Я думал, мы собираемся хранить это в секрете. Я не понял, что ты собираешься прикидываться, будто я вообще не существую. – Он делает еще один шаг, еще ближе ко мне, и я ощущаю его запах. Из-за этого у меня внезапно кружится голова от желания, но мне как-то удается устоять на ногах и сдержаться, хотя он слишком близко, слишком близко для общественного места, такого, как это. Кто угодно может войти сюда. Кто угодно, в любой момент. - Мне не хватает тебя, - тихо бормочет он. – Мне не хватает прикосновений к тебе. Я уже встревожена, а тоска и желание в его голосе только ухудшают дело, посылая волну возбуждения вниз по моему позвоночнику. Я делаю глубокий вдох, стараясь выровнять дыхание. - Картер… - Это из-за викодина, да? Ты из-за этого огорчилась? Возбуждение мгновенно, точно по щелчку выключателя, превращается в холодный ужас. - Что ты имеешь в виду? - Ты огорчилась, потому что я взял викодин, чтобы избавиться от него за тебя? Ты огорчилась, потому что я каким-то образом преступил границы? Я трясу головой, чувствуя подступающие слезы, и сердито загоняю их обратно. - Ты уверена, что дело не в этом? Просто ты была так… расстроена тем вечером. И я забеспокоился. Я не хотел, чтобы таблетки были где-то рядом с тобой, искушая тебя. Я подумал, что поступаю правильно. Извини, если это не так. Я опускаю взгляд, подальше от его глаз. Дверь ординаторской открывается, и входит Марк. Картер стремительно отступает от меня. - Привет, Картер. Ты не будешь против, если Керри и я… - Конечно, никаких проблем. – Он смотрит на меня мельком, но со значением, и уходит. Я опускаюсь на диван, у меня голова идет кругом. Почему я не могу просто взять и поговорить с Картером об этом? Может быть, этому есть объяснение. Может быть, он не брал ту таблетку. Может быть… Марк садится рядом со мной. - Возможно, у нас небольшая проблема. - Романо? – спрашиваю я, и Марк смотрит на меня непонимающе. Я посвящаю его в беседу, которая ранее состоялась у меня с Романо, и Марк стонет. - Я понятия не имею, как он узнал. Единственные, кто был в курсе того, что мы сделали для Картера – это Бентон, Онспо и Чен, и я знаю, что это не Питер. Он никогда не ладил с Романо. И я не могу себе представить, чтобы это был Онспо. - Значит, это должна быть Деб, - предполагаю я. Марк кивает. - Я поговорю с ней. Но я не это хотел с тобой обсудить. Я только что разговаривал с Эбби. Она изрядно встревожена. - Я и сама это видела несколько минут тому назад. Что происходит? - Оказывается, из аптеки пропали кое-какие наркотики. Стоит мне услышать эти слова, и мое сердце тяжело падает куда-то в живот, будто камень. Картер всего один день как вернулся. Один день. Марк ловит выражение моего лица – мы, несомненно, думаем об одном и том же. - Она подумывала о том, чтобы пойти прямо к Картеру, но сочла, что он до сих пор обозлен на нее. И она колебалась, пойти ли к кому-то из нас, поскольку именно это случилось в прошлый раз. Она не хочет, чтобы он думал, что она действует у него за спиной. Но она обеспокоена. - Что пропало? - Десять таблеток дарвосета. Молчание, установившееся между нами, очень неловкое. - Я хотел дать тебе знать, что происходит. Я собираюсь проверить это, посмотрим, что я смогу обнаружить, - говорит мне Марк. Я устало киваю. - Послушай, Керри, мы не знаем, был ли это Картер. Я не думаю, что Картер сделал бы что-то в этом роде в первый же день по возвращении. И он больше не употребляет наркотики, или так он говорит, верно? Я не отвечаю ему. Мне хочется, чтобы я могла рассказать ему о викодине, о том, почему я так боюсь. Но я не могу – это потянуло бы за собой чрезмерно много сопутствующих деталей, а я не хочу, чтобы он знал о них. И я не могу позволить себе настолько открыться ему. Все мои страхи наваливаются на меня в этот миг с сокрушительной силой. Я думаю о том, что я начальник Картера, что мы спали вместе, причем не однажды, но много раз. Я думаю о пропавшем викодине, о лице Картера, о том, как искренне звучал его голос. Я думаю о том, насколько сильно хочу поверить, что он говорит мне правду, но что я мечусь от одного вывода к другому со скоростью ударов сердца. Я думаю о его глазах, которые видела всего несколько минут назад, о том, что они выглядели сонными, почти как если бы он принял какие-то наркосодержащие обезболивающие, из-за которых они стали такими. Несколько слезинок выскальзывает из уголков моих глаз, и я, сняв очки, вытираю их. - С тобой всё в порядке? – озабоченно спрашивает Марк. - Со мной всё прекрасно, я только устала, Марк. Устала. - И ты, и Картер – оба, - замечает он, и, разумеется, это делает всё еще хуже. Марк выглядит сбитым с толку, прямо-таки ошарашенным моими слезами и неловко поглаживает меня по руке. - Дела не могу обстоять настолько плохо, - говорит он мне. Я горько смеюсь. - Ты и половины не знаешь. Его глаза изучают мое лицо. Он колеблется на мгновение. - Хочешь поговорить об этом? – спрашивает он наконец. Господи, это было бы так чудесно – поговорить с кем-то, дать выход чему-то из этого, позволить себе освободить свое сердце и свой разум, пусть даже совсем ненадолго. Но я качаю головой. - Тут нет ничего такого, с чем я не могу справиться, - говорю я ему, стирая оставшиеся слезы и вставая. – Давай-ка доберемся до сути всей этой истории с дарвосетом. Марк выглядит задумчивым. - Ты знаешь, Керри… если ты всё же захочешь поговорить… - он делает паузу. – Я охотно тебя выслушаю. Я оцениваю это предложение. У нас с Марком бывали разногласия на протяжении многих лет, но мы проработали вместе уже достаточно долго, чтобы быть в состоянии прийти к чему-то вроде перемирия. У нас у обоих есть различия во взглядах, в стиле работы. Мы уже поняли, что должны просто соглашаться или не соглашаться друг с другом, и решать возникающие проблемы. Мы никогда не бывали близкими друзьями; никогда не поверяли друг другу личные секреты. Его предложение – это, вероятно, самая добрая вещь, какую он когда-либо делал для меня. Я улыбаюсь ему с благодарностью. Хотя я и не чувствую себя намного лучше, по крайней мере мне на миг становится чуточку полегче. - Спасибо. Марк и я выходим из ординаторской. Когда дверь захлопывается за мной, я бросаю взгляд на регистратуру, и мои глаза падают на Картера, который только наполовину слушает что-то, что говорит Рэнди. Его глаза встречаются с моими, и он выглядит встревоженным, виноватым – даже испуганным. Я тяжело сглатываю и иду к нему.
Ella Lorina: Инна ЛМ Спасибо! Фанфик просто супер!
Мария: Да! Спасибо!!! Потрясающий фанфик
Инна ЛМ: Пожалуйста! Хотя основная доля благодарности должна по справедливости достаться автору оригинала. За мной - еще окончание (главы 8 - 11).
Мария: Инна ЛМ пишет: Хотя основная доля благодарности должна по справедливости достаться автору оригинала. Автор оригинала - далеко. Поэтому все лавры должны и достанутся только тебе! Инна, мы будем ждать, сколько потребуется! И ты сама понимаешь, что каким бы расчудесным ни был оригинал, плохой перевод может его убить. К счастью, не в нашем случае! Спасибо за удовольствие от чтения еще раз
Вишенка: Фанфик и правда очень интересный и необычный!
Мария: Инна ЛМ пишет: За мной - еще окончание (главы 8 - 11) Инна, я очень-очень жду! Развлекала себя чтением, пока болела! Меня распирает найти транслитный перевод этого фанфа, чтобы проверить, права ли я с концовкой. Просто я очень давно читала и уже не помню конец. Т.е. мне кажется, что помню. Но не уверена, права ли! И вообще, Инна, ты выбрала такое сложное произведение! Очень глубокое. Я не помнила, что настолько! Спасибо. Я счастлива прочитать его вот так - на чистом русском языке!
Ella Lorina: Инна ЛМ А почему из 11 глав? Их вроде как 12 или это я просто ошибаюсь?
Инна ЛМ: С формальной точки зрения, их действительно 12, но одна из глав (где-то ближе к концу) не является частью общего повествования и стоит совершенным особняком; это что-то вроде шуточного рассказика (откровенно говоря, не слишком удачного и не слишком остроумного, поэтому я и не стала его переводить) о том, как персонажи обсуждают с автором, каков будет дальнейший сюжет. Многие остроты в нем понятны только автору и ее бета-ридеру (читателю и критику) и связаны с их спорами насчет сюжета.
Ella Lorina: Инна ЛМ Спасибо за разъяснение!А можно вопрос?А когда будут выложены остальные части?Я знаю,я наглая и так нельзя, но очень хочется прочитать наконец все до конца!
Ella Lorina: Просто сейчас нахожусь в больнице,мне скучно,нечем заняться,работу с моей работы мне не дают,жалеют,лежу и тихо зверею,одна радость-мой любимый ноутбук и сайт соответственно...
Инна ЛМ: Постараюсь на днях. Разносторонние интересы переводчика очень вредят скорости перевода. Я в последнее время ни с того ни с сего увязла в других фильмах (в кое-какой фантастике). Это отвлекает со страшной силой...
Ella Lorina: А в какой фантастике?Расскажи....
Ella Lorina: Инна ЛМ А вообще,спасибо тебе за перевод,труд просто огромный,я в свое время пыталась перевести фанф про Керри и Картера на Чертовоим колесе,переводила чисто для себя,так как не могу переводить так художественно и красочно,так что спасибо за твой труд,прямо завидую...
Инна ЛМ: Пожалуйста. Мне очень приятно, что мои труды доставляют удовольствие еще кому-то, кроме меня, что у них есть читатели. Для самой себя мне, пожалуй, было бы лень переводить всё вот так, в "чистовом" виде.
Ella Lorina: Инна ЛМ Конечно,это огромный труд,и это бесспорно. а кроме того требуется и еще талант,трудолюбие и упорство,которые у тебя несомненно присутствуют!
Инна ЛМ: 8. Ясность (Clarity) Краткое содержание: у Керри случается маленький медицинский кризис, и она открывается последнему человеку в мире, с которым, как ей представлялось, могла бы поговорить. * * * * * * * * * * - Доктор Уивер? - спрашивает меня Картер, его голос ровен и тверд. – Всё в порядке? Мне требуется огромный самоконтроль, чтобы сдержаться и не выплеснуть на него то, что я думаю в этот конкретный момент. Я хочу замахнуться для удара и спросить его, какого черта случилось с викодином, пропавшим из моего дома, и не знает ли он чего-нибудь о пропавшем дарвосете. И особенно я хочу велеть ему, чтобы он прекратил называть меня «доктор Уивер». Я хочу сказать ему об этом, потому что одно то, как он это произносит, ранит мой слух. Я всё еще могу очень отчетливо вспомнить точный тон его голоса, стонущего мое имя всего лишь одну ночь тому назад, когда он занимался со мной любовью. После этого слушать, как он называет меня «доктор Уивер», не особенно приятно. Я люблю звучание слов «доктор Уивер». Я потратила много лет, ожидая, когда люди будут звать меня так. И я слышу это так часто, что иногда, когда кто-нибудь называет меня «мисс Уивер», я думаю, что они, должно быть, обращаются к кому-то еще, и не отвечаю сразу. Но когда речь заходит о Картере, я хочу слышать только, как он говорит «Керри». - Всё отлично, Картер, - говорю я ему, но мой голос немного запинается на его имени, и я не уверена, замечает ли он это. Возможно, я не могу сказать ничего из того, что хочу сказать, только не сейчас, когда и персонал, и пациенты толкутся вокруг. Я поворачиваюсь и иду по коридору к туалету, моя нога пульсирует болью. Я хочу спрятаться на несколько мгновений, чтобы собраться с силами и овладеть собой. Это единственное известное мне место, куда Картер не может последовать за мной. Я не называла его Джоном с того вечера, когда он уехал в Атланту. В тот день я колебалась между двумя обращениями – «Картер» и «Джон». До этого я почти всегда называла его Картером – предполагаю, что инстинктивно; но я сознательно и целенаправленно называла его Джоном так часто, как могла, после того как Эбби рассказала Марку и мне, что она видела, как он ввел себе фентанил. Я хотела, чтобы он знал, что мне не всё равно, что я беспокоюсь о нем. Что он не просто ординатор Картер. Что он личность, Джон Картер, и что он важен для меня. Конечно, это не имело значения – как и всё тем вечером. Он не слышал и не видел меня тем вечером, равно как и никого другого. Он не был на это способен. У него были темные круги под глазами, и он выглядел таким усталым. И таким рассерженным. Он не один раз пытался выйти из той комнаты, и я не один раз останавливала его, дотронувшись до его руки или заступив ему дорогу тем, что вставала перед дверью. Тем вечером я была тем человеком, кто давил на него сильнее всего; именно я велела ему показать запястья и снять часы. Именно я отвернулась после того, как он ушел, и встала лицом к двери, так, чтобы никто не смог увидеть моего лица, и именно я заплакала. Теперь, стоя здесь, в туалете, я смотрю на себя в зеркало. Взаимоотношения между Картером и мной изменились с течением времени. Вначале мы были коллегами, потом он был моим квартиросъемщиком – я всегда ненавидела этот термин – а потом я была его начальником. Как бы я ни наслаждалась тем, чтобы руководить, существует некая часть меня, которая всегда ненавидела и это слово тоже, но это правда. А теперь – кто он теперь, и кто я? Картер услышал мою исповедь; я рассказала ему мои тайны. Я позволила ему увидеть меня свободной, разваливающейся на части, выбитой из колеи – эмоционально и сексуально. Эта перемена роли на противоположную оставила меня потрясенной и неопытной, и тем не менее задыхающейся от желания. Я по-прежнему хочу его, хочу всем, что внутри меня. И тем не менее он лжет мне, я убеждена в этом, и я не знаю, что делать. Входит Халей, пугая меня неожиданностью своего появления. - Доктор Уивер, вам там звонят. - Спасибо, я сейчас подойду. Она уходит, и я смотрю на себя в зеркало еще раз. «Кем ты хочешь видеть Картера, кем он должен быть для тебя сейчас?» – спрашиваю я себя. И затем, не дожидаясь ответа, я тороплюсь к регистратуре, чтобы ответить на звонок. * * * - Керри? - Джини… Как ты? У нее всё замечательно, сообщает она мне, и ее голос это доказывает. Я никогда раньше не видела ее такой умиротворенной, и это расслабляет и меня. Я ненадолго опускаюсь в кресло, снимая нагрузку с ноги, давая миру приемного отделения исчезнуть и давая звуку дружеского голоса войти на его место. - С тобой всё в порядке, Керри? У тебя усталый голос. - Со мной всё отлично. Не очень хорошо спала, наверное, но это пустяки. - Ты уверена? На миг я гадаю, существует ли некий ангел-хранитель, наблюдающий за мной. Джини всегда была проницательна, и ее звонок пришелся как раз на такое время, когда мне бы пригодился друг. - В последнее время дела шли немного… трудновато, - признаюсь я. - Ты хочешь поговорить? У Реджи завтра выходной, мы могли бы сходить куда-нибудь на ланч или выпить кофе. Ты сейчас работаешь? - Сейчас здесь сущий кошмар. Мне придется проверить мое расписание, а потом перезвонить тебе. - Хорошо. Ты знаешь, Керри, я скучаю по тебе. Эмоции приливом поднимаются во мне, и я силюсь сохранить звучание своего голоса ровным и спокойным. - Я тоже скучаю по тебе, Джини. - Просто позвони мне и дай знать, когда у тебя появится время. Мы сможем пересечься и наверстать упущенное. Повесив трубку, я гадаю, как, во имя всего святого, я могу наверстать... Видишь ли, Джини, многое произошло с тех пор, как ты ушла. Картера ранили ножом. Люси тоже была ранена и умерла. Кэрол родила близняшек и перебралась в Сиэтл, чтобы быть вместе с Дагом. Картер подсел на обезболивающие и отправился на реабилитацию, и мы с ним спали вместе множество раз. И я не знаю, как признать то, что я чувствую к нему. - Послушай, Керри, могу я поговорить с тобой минуту? – подходит ко мне Марк. - Конечно. Мы идем по коридору к ординаторской, моя нога всё еще ноет. Несколько часов назад начался дождь, и скорее всего это из-за него. Мне понадобится еще тайленол. Я уже начинаю ненавидеть ординаторскую; каждый раз я вхожу туда только для того, чтобы там состоялась какая-то секретная встреча касательно Картера, и когда мы оказываемся рядом с дверью, я понимаю, что хочу убежать в противоположном направлении. Марк толкает дверь и придерживает ее для меня; я вхожу первая, а он следует за мной по пятам. Когда дверь захлопывается, я неожиданно чувствую пронзительную боль, простреливающую мою ногу, и колено подгибается от ее силы. Если бы не костыль, я бы, весьма вероятно, растянулась на полу, но я вцепляюсь в этот металлический стержень и удерживаюсь в стоячем положении. - Керри! – восклицает Марк, бросаясь ко мне, и охватывает меня рукой за талию, помогая выпрямиться. – С тобой всё в порядке? - Со мной всё отлично, - говорю я ему, тяжело наваливаясь на костыль и опустив голову. Боль до того жестока, что всё у меня в глазах делается красно-черным, и на мгновение я думаю, уж не собираюсь ли я отключиться. - Керри, ты можешь сесть? Я трясу головой. Боль так внезапна и так сильна, что я не в силах говорить. Слезы неудержимо навертываются на глаза, и я поспешно моргаю. - Ты можешь постоять без моей поддержки? – спрашивает Марк. - Я хочу сходить за каталкой. - Нет, - удается мне выговорить. - Никаких каталок. Мне это не нужно. Боль до того неожиданна, что это слегка пугает меня. Моя гордость – единственное, что удерживает меня от того, чтобы принять предложение Марка насчет каталки, но даже у моей гордости бывают свои моменты слабости. Новая волна боли прокатывается по моей ноге, и я не могу сдержаться; я издаю тихий короткий вскрик. - Ну вот что, я отнесу тебя в смотровую, - бормочет Марк, а я не в том состоянии, чтобы протестовать. Он поднимает меня и прямо-таки выносит на руках из ординаторской, и если бы я не была в такой агонии, то почувствовала бы себя униженной. - О господи, доктор Уивер! – слышу я восклицание Рэнди от стойки регистратуры, и Халей кидается к нам. Марк опускает меня на каталку, стоящую в коридоре, и после этого он и Халей везут меня в третью смотровую, которая свободна. Я жду, что Марк спросит меня про ногу, но он этого не делает. - Дайте мне пять морфина, – обращается Марк к Халей, и я мотаю головой. - Нет, - говорю я ему. – Никакого морфина. - У тебя аллергия? - Нет. Просто… не надо никакого морфина. - Керри, тебе больно. Тебе нужно что-нибудь от боли. - Нет, - повторяю я. - Давление девяносто на пятьдесят, пульс сто десять, - сообщает Халей Марку. - Вы нас не оставите на минутку, Халей, - просит он, и она бросает на него вопросительный взгляд, но тем не менее кивает и покидает смотровую. Я не могу скрывать истину от Марка, только не сейчас, не сейчас, когда я испытываю такую страшную боль. - Я… У меня были проблемы с наркотиками в прошлом. - Какие-то медицинские проблемы? Плохая реакция? Я ненадолго прикрываю глаза, затем открываю их. - Нет. Проблемы с зависимостью. Он воспринимает это достойно; лишь с кратчайшим из колебаний. - Что ты обычно принимаешь? – спрашивает он меня. - Экстра-сильный тайленол, - говорю я ему. – О боже. – Еще один жестокий приступ боли проходит через мою ногу. - На сей раз тайленол не подойдет, Керри. Я дам тебе тридцать миллиграммов торадола, и посмотрим, как он подействует. Я благодарно киваю ему, и он уже собирается выйти из комнаты, но сталкивается в дверях с Картером. - Керри, - говорит Картер, его голос окрашен паникой. Звучание моего имени вызывает у меня желание заплакать; не только от того, что я так счастлива слышать, как он произносит его, но и от того, что Марк смотрит на Картера так, словно тот только что заговорил по-латыни. - Я сейчас вернусь, - обещает Марк и уходит из комнаты. Картер подходит к кровати. - Рэнди сказала, что доктор Грин вынес тебя из ординаторской… что ты потеряла сознание. Ты в порядке? Теперь боль непрерывна, и я стискиваю челюсти. - Я не теряла сознания. Это просто нога, - выдавливаю я сквозь сжатые зубы. – Я не знаю, что случилось. Ни с того ни с сего с ней стало так плохо. Картер кладет руку на то место на моей ноге, где, как он знает, болит; он знает, потому что видел шрамы, и он знает, где гнездится боль, когда становится плохо. Я отдергиваюсь от прикосновения его руки. - Шш-ш, - говорит он мне. – Всё в порядке. Я не сделаю тебе больно. Он мягко массирует то место, где много лет назад были разрушены нервы. Поначалу от этого только болит еще сильнее, и я крепко зажмуриваюсь, но через несколько секунд становится немного лучше, и я открываю глаза, обнаруживая, что Картер пристально смотрит на меня. - Ну вот, я принес торадол… - говорит Марк, входя в смотровую и останавливаясь на полушаге при виде Картера с рукой на моем бедре. Халей идет вслед за ним. Картер отшатывается, как если бы он трогал горячую плиту. - Картер, мне кажется, я уже сам этим занимаюсь, - говорит ему Марк. - Конечно, - отвечает он непринужденно. – Хорошо. – Он торопливо удаляется из смотровой. - Я должен сделать тебе укол в бедро, Керри, - говорит Марк, - так что я выйду и дам Халей переодеть тебя в рубашку… - Нет, в руку будет нормально. Это так же эффективно. Я и раньше так делала. – В мысли о том, чтобы показать мой обнаженный тыл Марку Грину, есть что-то, что заставляет меня ощутить некоторую неловкость. Боль уже немного утихла, спасибо заботам Картера, и я в состоянии думать более ясно. - Ладно, - уступает Марк и помогает мне закатать рукав, чтобы сделать укол. Игла втыкается в кожу, как жало, но мне это неважно; всё, чего я хочу – это чтобы боль отступила. - Давление низковато, - говорит Халей после того, как измеряет его снова. - Восемьдесят на сорок. Я вернусь через несколько минут. – Она покидает комнату. - Для меня это нормально, - заверяю я Марка. Он подтаскивает к кровати кресло и садится рядом со мной. Боль стала тише, совсем чуть-чуть, и она уже не такая всепоглощающая, но по-прежнему весьма ощутима. Я не думаю, что смогла бы сейчас встать, даже если бы и захотела. Я делаю глубокий вдох. Лицо Марка показывает, что он готов к разговору. - Что ты собирался сообщить мне в ординаторской? – спрашиваю я у него. Он не колеблется. - Это Клео забыла выписать дарвосет. Груз поднимается с моих плеч, и я улыбаюсь, даже сквозь боль. - Слава богу, - выдыхаю я. - Он был для пациента с тяжелым переломом лодыжки, которого как раз отпускали, и она думала вернуться и выписать рецепт, но застряла с травмой, которую привезли раньше, чем ожидалось. - Так, значит, это не Картер. Марк качает головой. - Нет, это не Картер. Мы сидим в молчании, и я несколько мгновений размышляю над этим. Если Картер не несет ответственности за пропавший дарвосет, означает ли это, что есть объяснение и для викодина? Он еще не очистился от подозрений; помимо всего прочего, он так и не сказал мне пока, что сделал с тем флаконом викодина, и, насколько мне известно, он забрал его вместе со всеми таблетками, а не только одну недостающую. -Торадол уже действует? – спрашивает Марк. Я киваю. - Понемногу. - Извини, что я вот так вынес тебя из ординаторской. Но либо это, либо надо было просто дать тебе упасть на пол, а я совершенно этого не хотел. - Я уверена, что все будут говорить об этом до конца дня. Ты был очень рыцарственным. - Я думаю, этот титул достанется Картеру. Он никого не впускает в эту комнату, - сообщает мне Марк. – Он сказал Малуччи, что если тот заикнется хоть единым словом тебе или кому-нибудь другому об этом происшествии, то он выведет его в больничный двор и заново переставит ему все зубы. – Марк тихонько смеется. – Я думаю, он шутил. Как бы мальчишески это ни звучало, я на самом деле тронута стремлением Картера защитить меня. - Керри, - говорит Марк, тихо и серьезно, - ты не хочешь мне рассказать, что происходит с тобой и Картером? Я смотрю ему прямо в глаза. - Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я. - Я думаю, ты знаешь, что я имею в виду. Я умолкаю и отворачиваюсь от него. Я не знаю, что сказать. Если я расскажу ему, то понятия не имею, чего ждать. Он ничего не сказал, когда я сообщила ему о моей наркозависимости в прошлом, но он не всегда раньше поддерживал меня – на ум приходит ситуация с Гейбом. - Ты обязана его уволить, - сказал мне Марк в тот день, и когда я, близкая к слезам, объяснила ему, почему я не думаю, что могу это сделать, то он ничего не ответил – просто ушел прочь. Я не знаю, как бы он отреагировал, если бы узнал, что Картер и я – любовники. Я никак не могу рассказать ему. - Иногда, - начинает Марк очень осторожно, когда становится ясно, что я не намереваюсь отвечать ему, - между людьми случаются вещи, которые не планировались. Случаются такие вещи, которые, возможно, вообще никто не планировал. О господи. Мне не надо ничего ему рассказывать – он уже и сам обо всем догадался. - Всякое случается, Керри, - подчеркивает он, и каждое слово исполнено значения. Я поворачиваюсь и смотрю на него. - Я беспокоюсь о нем, Марк, - говорю я ему просто. Это правда; определенно ее укороченная версия, но тем не менее правда. - Мы все беспокоимся о нем, Керри. Я качаю головой. - Это другое. Марк молча рассматривает меня несколько мгновений. - Я только надеюсь, что ты не делаешь ничего такого, о чем позднее можешь пожалеть, - наконец говорит он мне. Я едва не смеюсь при этих словах; для этого уже безусловно чересчур поздно. - У меня нет никаких сожалений, - отвечаю я. – Бывают моменты… когда я не знаю, что делать. Но никаких сожалений у меня нет. Марк вздыхает. Я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять: у него есть вопросы, но он их не задаст. Боль начинает медленно отступать. - Я ездила в Атланту повидать его, до того как он вернулся домой. – Марк выглядит по-настоящему удивленным. – Я поехала туда, потому что… - я колеблюсь. – У меня не было никаких дополнительных мотивов. Я только хотела увидеть его. Увидеть, как он, убедиться, что с ним всё в порядке. Мои мысли уходят назад, к тем двум вечерам, которые я провела в Атланте. Тот вечер, когда Картер держал мои запястья, так крепко сжав их, и я была в ужасе от этого по причине, которая в то время еще не была мне понятна – я хотела его. Тот вечер, когда мы занимались любовью – и тот же самый вечер, когда я бежала под покровом тьмы назад в Чикаго. - Я не планировала, что что-то случится, - слышу я собственные слова. – Я не ехала туда с какой-либо иной целью, помимо того, чтобы убедиться, что с ним всё в порядке. - Его чувства к тебе весьма очевидны, - говорит мне Марк. – Если он старается спрятать их от всех здесь, то ему это паршиво удается. - Я не знаю, что делать, - говорю я Марку, удивленная своей откровенностью. – Я просто… я не могу сказать, что это ничего не значит. Я не могу просто уйти от этого. Или от него, хотя мне и следовало бы. Марк выглядит задумчивым. - Ты его любишь? Я в испуге поднимаю на него взгляд. - Что? - Я спросил, любишь ли ты его. Это довольно прямой вопрос. Какая-то часть меня не может поверить, что я веду такую беседу с Марком Грином. Ни в коей мере не может. - Я… - я колеблюсь. - Просто да или нет, Керри. Это не трудно. Но это трудно. Он не понимает этого, потому что он не знает меня. Несмотря на это, моему рассудку ответ ясен, и хотя я не хотела признаваться в этом Картеру, и особенно самой себе, я знаю, что это истина. - Да, - в конце концов отвечаю я без затей. – Я действительно люблю его. Марк тяжело вздыхает. - Я не должен тебе говорить… Я поднимаю руку, раскрытой ладонью вперед, чтобы заставить его замолчать. - Нет, не должен. Он кивает. - Хорошо. Он встает. - Я хочу, чтобы ты осталась здесь еще на несколько часов… не нагружала ногу. Я могу дать тебе еще пятнадцать торадола через пару часов, если боль по-прежнему будет сильной. Я хочу возразить, но знаю, что это было бы бесполезно. В голосе Марка звучит нотка, свидетельствующая о том, что вопрос не подлежит обсуждению, и у меня такое чувство, что Картер стоит на посту за дверью смотровой, уничтожив все мои шансы на побег назад к ждущим меня пациентам. - И, Керри… - говорит Марк перед тем, как уйти. - Да? - Насчет того, что ты сказала мне ранее, когда я хотел дать тебе морфин… - Это было давно, Марк, - говорю я ему. - Всё это… останется между тобой, мной и этой комнатой, - заверяет он меня. Я благодарно киваю, потому что это всё, что я могу сделать. Марк оставляет меня одну. Я осознаю, что только что сделала – наконец-то признала, что я люблю Картера – и ирония состоит в том, что Марк, а не Картер, оказался тем, кто первым услышал это. Остается вопрос с викодином, который надо решить, но я твердо говорю себе, что решу его, что Картер и я поговорим, и скорее раньше, чем позже. А потом я думаю о том, что сказал Марк – «между тобой, мной и этой комнатой». Эта комната навеки отмечена для меня; это то место, где я нашла Картера и Люси, истекающих кровью в темноте, а теперь это место, где я произнесла вслух слова, которые способны изменить мою жизнь. Невообразимое преступление и декларация любви, всё внутри одних и тех же четырех стен. Я закрываю глаза и откидываюсь на подушку, давая остаткам торадола подействовать. * * * Какое-то время спустя я открываю глаза и вижу Картера, который сидит в кресле рядом с кроватью, склонившись над картой. Его глаза загораются, когда я смотрю на него, и он откладывает карту. - Привет. Ты проснулась. Я тут просматривал кое-какие карты. - Как долго я спала? - Почти три часа. Доктор Грин сказал, что он хочет, чтобы ты отправилась домой, когда проснешься. Я пытаюсь сесть. - Мне нет необходимости делать это. Моя нога чувствует себя гораздо лучше. Мне нужно полежать еще несколько минут, и я смогу вернуться к осмотру пациентов. Картер кладет ладонь мне на руку. - Ты никуда не пойдешь. - Картер, - предупреждаю я его, - не указывай мне, что делать. Я свешиваю ноги с края кровати и начинаю вставать. Как только моя нога касается пола и я переношу на нее немного своего веса, боль возвращается, и я морщусь. Она и близко не сопоставима с той, которая была раньше, но нога продолжает болеть. Ничего, я и раньше работала, испытывая боль; и сейчас тоже не должно быть никакой разницы. Картер, однако, заметил выражение моего лица и быстро приближается ко мне. - Я не думаю, что ты уже готова снова встать на ноги, Керри. - Черт возьми, - бормочу я. - Я знаю, что ты не любишь соглашаться с тем, что есть вещи, которые даже ты не можешь сделать, но ты должна по крайней мере признать, что ты человеческое существо, Керри. Моя смена почти закончилась. Я возьму еще пятнадцать торадола у доктора Грина, а потом отвезу тебя домой. - Мне не нужно… - Ты хочешь испытывать боль весь остаток вечера? – спрашивает Картер, и я вынуждена помотать головой. – Тогда не отказывайся от торадола и позволь мне отвезти тебя домой. Я смотрю на него. - Я просто… подброшу тебя. Мне даже не придется входить, если ты не захочешь этого. Ох, думаю я, но в том-то и проблема – я хочу, чтобы ты вошел. Я хочу, чтобы ты вошел и никогда не уходил. - Давай я схожу принесу торадол, ладно? Я сразу же вернусь. * * * Часом позже, после того как мне ввели вторую дозу торадола и я беру еще несколько дополнительных ампул – Марк настоял, что я должна взять их с собою – я нахожусь на пути домой. - Нет никаких причин принимать тайленол и потом страдать, если он не подействует, - рассудительно заметил он перед тем, как я ушла. – Торадол подействовал, и он не наркотик. Это идеальное решение. Просто прими его… - Я знаю, тридцать миллиграмм – начальная доза, потом по пятнадцать каждые шесть часов, - откликнулась я. - Картер отвезет тебя домой? – спросил тогда Марк, небрежно, отведя глаза в сторону. - Да. Он как раз заканчивает с пациентом. Мы уедем примерно через двадцать минут, - сказала я, и Марк поднял на меня глаза. - Я рад, что он доставит тебя домой. Он больше ничего не сказал, но его глаза были полны тепла. - Спасибо, Марк. За всё. - Всегда пожалуйста. Вели Картеру вести осторожно. И вот так Картер и я отбываем в его джипе, ища путь по улицам к моему дому. - Это не самая удобная машина для твоей ноги, - извиняется он. - Всё отлично. Боль намного слабее, - говорю я ему. – Второй укол торадола очень помог. Мы подъезжаем к красному светофору, и Картер мягко тормозит, пока мы не останавливаемся полностью. - Итак, - говорит он. – Ты собираешься рассказать мне, почему избегала меня прошлым вечером? Или мы будем прикидываться, что этого не произошло? Я смотрю на него, последние неяркие лучи садящегося солнца проникают через стекла, освещая его сзади и отбрасывая тени на его лицо. - Я не знаю, готова ли я уже разговаривать об этом, - отвечаю я ему. Если честно, то я решила сделать хорошее, основательное усилие в этом направлении, вместо того, чтобы избегать вопроса и отказываться воспринимать реальность. Сигнал светофора меняется на зеленый, и Картер трогает джип с места, кажется, принимая мой ответ. - Хорошо. Мы едем в молчании весь остаток пути, и я отворачиваюсь от него, размышляя. Я думаю о том, что так много оставила при себе. Мои чувства, мои эмоции – я долго и упорно трудилась над тем, чтобы хранить их спрятанными глубоко внутри, засунутыми в какой-то уголок в моей голове. Это как тот белый халат, который был на мне в тот вечер, когда я нашла Картера и Люси. Тогда, когда я нашла их, не было времени, чтобы переодеться для травмы. Вообще-то я не надела одноразового халата до тех пор, пока Марк и Элизабет не прибыли туда. К тому времени это казалось бессмысленным, потому что я уже была покрыта кровью. Мой белый халат пропитался ею, лацканы, перед, рукава – всё, начиная от манжет до плеч. Я склонилась над Люси в третьей смотровой, стараясь оценить ее состояние, и к тому времени, когда кто-то вошел, я практически втащила Картера на каталку, подняв его почти целиком самостоятельно, хотя я не знаю, откуда взялись силы на это. Когда те, кто прибежали в смотровую, докончили то, что я начала, я вернулась к Люси. Мой белый халат к тому времени уже промок. Брызги, мелкие капельки, которые попали на мой свитер, бывший под халатом, сошли при стирке. Кровь с моего халата, однако, не сошла. Я стирала его снова и снова, но эти темные пятна так и остались. Я купила себе новый халат, но не смогла заставить себя выбросить старый, так что я положила его в пластиковый пакет и затолкала поглубже в заднюю часть стенного шкафа в моей прачечной. Я больше не могу прятать мои чувства к Картеру. Никакие из них. - Мы приехали, - тихо говорит Картер, прерывая мои мысли, и я поднимаю на него взгляд. Он уже подъехал к парадному и поставил джип на стоянку. Я поворачиваюсь посмотреть на него. - Ты можешь зайти на несколько минут? – спрашиваю я. Он делает вдох. - Да, - говорит он и выключает двигатель.
Инна ЛМ: 9. Решение (Resolution) Краткое содержание: Картер и Керри обсуждают происходящее и стараются решить некоторые проблемы. *************** - А здесь жарко, - замечает Картер, когда мы входим в дом. Я не позволяю себе подумать о двойном смысле его слов ((По-английски «hot» означает не только «жаркий», но и «сексуальный». – Примеч. пер.)) и вместо этого включаю кондиционер, проходя через переднюю. - Я знаю. Даже когда стемнеет, здесь по-прежнему чертовски жарко. – Раздается щелчок, а потом шипение, когда система охлаждения пробуждается к жизни. Картер ставит свою сумку в прихожей у двери, там же, где он всегда оставлял ее, когда жил здесь. Знакомость этого маленького жеста вызывает намек на улыбку у меня на губах, и я кладу свою сумочку. - Тебе не следует нагружать ногу, - говорит он мне. - Со мной всё замечательно, Картер. Но нам нужно поговорить. Так что… - Моя нога всё еще ноет, и я знаю, что он прав; мне надо сесть – Пойдем на диван? Так мы убьем двух зайцев. - Звучит неплохо. Мы направляемся в гостиную, и я сажусь, прислонив костыль к спинке дивана. Я вытягиваюсь во весь рост на подушках, что позволяет выпрямить ногу, и Картер тоже садится, повернувшись так, чтобы быть лицом ко мне. - Ты хотела поговорить. Я слушаю, - говорит он. У него на лице выжидательное выражение, словно он ждет как хороших новостей, так и плохих. Ты не можешь вечно увиливать от ответов и прятаться, говорю я себе. Я собираюсь с силами, делая глубокий вдох. - Где викодин? – спрашиваю я, сразу переходя прямо к сути вопроса. Он выглядит смущенным. - Что ты имеешь в виду? - Ты сказал, что когда занимался уборкой, то забрал викодин – на всякий случай, для надежности. Где эти таблетки? - А что? – спрашивает он. - Просто скажи мне, где они. Картер встает и, сходив к парадной двери, приносит свою сумку. Он опять садится, открывает сумку и, достав оттуда флакон с таблетками, вручает его мне. - Тебе не следовало носить это при себе. С учетом того, что ты только-только вернулся из Атланты… было бы очень плохо, если бы кто-нибудь увидел, что у тебя в сумке флакон наркотиков с моим именем на этикетке. Он кивает со вздохом. - Я знаю. Я собирался избавиться от них сегодня. Но мы были так заняты – а потом еще то, что случилось с тобой… я совсем забегался и позабыл. Я открываю флакон, мои пальцы только слегка дрожат. - Что ты делаешь? – спрашивает он нервно. – Керри? Я высыпаю содержимое флакона себе на ладонь. Осталось три таблетки. Это означает, что он больше не взял ни одной. Так что пропала всего одна таблетка. Только одна. Я испытываю определенное облегчение. - Изначально там было семь таблеток, - объясняю я ему, протягивая свою ладонь, чтобы показать ему лежащие в ней три таблетки. – Семь. Я приняла одну на следующий день после того, как приехала из Атланты, и две – тем вечером, когда ты был здесь. Это значит, что здесь должно быть четыре, а не три. - О чем ты говоришь? О чем ты меня спрашиваешь? - Где недостающая таблетка? Он не отвечает. - Картер, - мой голос начинает ломаться, - я так себя истерзала из-за этого. Ты и представления не имеешь… Мне нужно знать, где эта самая таблетка. Мне нужно знать. – Хотя мне удается сдерживать слёзы, в моем голосе всё-таки звучит отчаяние. - Я не знаю, где она. Я хочу поверить ему. Я так отчаянно хочу поверить ему. - Их там было три, когда я нашел флакон, убирая на кухне, - продолжает он. Он проводит рукой по волосам, ероша их. – Я буду откровенен с тобой – я и правда подумывал о том, чтобы взять одну. Только одну. Это был тяжелый вечер, как, я уверен, ты и сама помнишь, по крайней мере его первая часть была плохой. – Он перехватывает мой взгляд. – Но я не сделал этого. Я положил флакон к себе в карман, и я намеревался избавиться от него. - Сегодня на работе пропало десять таблеток дарвосета, - тихо сообщаю я ему. - Я их не брал, - отвечает он с яростью. - Я знаю. Клео забыла их выписать. - Но ты подумала, что это я их взял. Я отвожу взгляд, не в силах ответить. - Ты избегала меня, потому что подумала, что я взял одну таблетку викодина из этого флакона? – спрашивает он, и что-то в тоне его голоса заставляет меня снова поднять на него глаза. – Ты подумала, я взял одну таблетку из этого флакона, и это означает, что я должен был взять флакон дарвосета из приемного? – Он повышает голос от гнева и разочарования. – Господи, Керри, вот как ты обо мне думаешь? - Картер… - Паника поднимается у меня в груди, и ощущение такое же, как в ночь нашего вмешательства, как будто всё это повторяется снова, отрицание и гнев заполняют всё пространство комнаты. Я не думаю, что сумею вынести, если он выйдет из этой двери. - Я знал, что что-то не так, но чтобы это? Я не могу поверить, что ты всё это время вела себя так из-за одной-единственной проклятой таблетки. Почему ты просто не спросила у меня? Почему ты не… - Картер, пожалуйста, только скажи мне. Я не буду… - я сглатываю. – Я не буду сердиться, если ты и в самом деле взял ее. Мне нужно знать, - умоляю я. Его лицо становится каменно-холодным. - Говорю тебе, Керри, я не брал ее. Ты можешь либо доверять мне, либо… - Он не заканчивает свою фразу, да это и не обязательно. Я уже знаю остальное. Я могу либо доверять ему, либо не доверять. Выбор за мной. Моя неспособность сделать такую малость расстраивает меня и напоминает мне о моих недостатках. Я могу совладать с целым приемным отделением, но не с моими собственными чувствами. Я могу доверить Картеру спасение умирающего пациента, но я не могу довериться ему сейчас, поверить, что он честен со мной. Я встаю, беру свой костыль и направляюсь на кухню. - Керри, - протестует Картер. Очутившись на кухне и на минуту оставшись в одиночестве, я размышляю, почему мне так трудно справиться с этим случаем. Это не пустяки – наркозависимость и ложь идут рука об руку, и я знаю это. Мы оба побывали в аду и вернулись обратно, выздоровевшими. Мне было легко положить те таблетки викодина себе в рот, но куда сложнее солгать об этом, когда Картер вызвал меня на чистосердечный разговор. Он знает природу зависимости. Каким бы ужасным ни был тот вечер, я не солгала ему. Может быть, и он честен со мной теперь. Что приводит меня обратно туда же, где я была всего лишь несколькими мгновениями раньше: если он говорит правду, почему же я не могу поверить ему? Доверие, конечно. Моя неспособность доверять ему, или кому бы то ни было другому, в этом вопросе. Я прислоняюсь спиной к разделочному столу, когда он входит в кухню. Мы молча оглядываем друг друга несколько долгих секунд. Наконец я открываю рот. - Марк знает о нас. Картер вздыхает. - У меня было такое ощущение. Он выглядел так, словно что-то заподозрил. Я могла бы сказать ему правду – что Марк что-то заподозрил, но что я подтвердила его подозрения, но я пока еще не готова к этому. - Еще бы ему не заподозрить – он вошел, как раз когда ты массировал мне ногу. И ты назвал меня по имени, а ты никогда не делаешь этого на работе – он понял, что что-то происходит. – У меня подводит живот от нервной дрожи; я тянусь за стаканом и наполняю его водой из-под крана. – Не хочешь? – предлагаю я. Картер трясет головой. Я отпиваю глоток. Картер, кажется, не беспокоится о ситуации с Марком и возвращается к теме викодина. - Керри, я думаю… я думаю, ты слишком бурно отреагировала на это. - Нет, не слишком, - говорю я, намного резче, чем намеревалась. – Я просто не хочу, чтобы ты лгал мне, Картер. - Я не лгу, - отвечает он твердо, глядя мне прямо в глаза. Его предыдущие слова возвращаются ко мне. «Ты можешь либо доверять мне, либо…» - Ты знаешь, что я рассказала Марку? – спрашиваю я его, и он качает головой. Мне нужно сменить тему, но я не могу – это всё части одной и той же беседы, одной и той же реальности. Что-то нужно открыть, и это должно исходить от меня. – У нас состоялся небольшой разговор. Я рассказала ему, что я чувствую к тебе. – Я прячу свое лицо за стаканом, делая еще один глоток. Выражение лица Картера трудно описать. Это намек на удовлетворение, отмеченный смесью шока и страха. - Почему? Керри, это только втянет тебя в неприятности… Он упускает главное, самую суть. Важно не почему я сказала, но что. - Я сказала ему… - перебиваю я его, у меня пресекается голос. – Что я тебя люблю. – Я рада, что держу стакан; так у меня есть что-то, что можно охватить обеими руками, чтобы остановить их дрожь. Картер выглядит настолько сраженным, насколько и следует ожидать. - Не очень-то радуйся, торжествуя победу надо мной, - предупреждаю я его. – Я всё еще пытаюсь понять, почему я оказалась способна сказать первому ему, а не тебе. - Мне это не важно, - отвечает он. - Это не имеет значения. Ты сказала это. Ты чувствуешь это. Вот всё, что для меня важно. - Чтобы я и впредь продолжала это чувствовать, - говорю я медленно, - я должна быть способна доверять тебе. - Ты можешь. – Он подходит ко мне ближе, берет меня за руку. – Я не лгу тебе, Керри. Я клянусь. Я ставлю стакан на разделочный стол, когда чувствую, как его пальцы переплетаются с моими. Теперь отчего-то делается легче. Проблемы не решены, но я немного приоткрылась, и мне становится лучше от того, что я это сделала. - Ну хорошо, - говорит он. – Давай заново восстановим то, что произошло тем вечером. Я пришел на кухню, чтобы принести тебе виски, как ты попросила. Я увидел флакон викодина на разделочном столе – крышечка была снята. Я поднял его. – Его лицо слегка темнеет при воспоминаниях о том, как обстояли дела тем вечером. – Я закрыл флакон крышечкой и принес его в гостиную, чтобы спросить тебя об этом. Мы поспорили, и я положил флакон к себе в карман. Тогда я не пересчитывал таблетки и сделал это только позднее, после того, как ты заснула. Я старался определить, сколько ты приняла. Там было только три, когда я сосчитал их. - Вряд ли ты мог определить, сколько я приняла, - отвечаю я, отклоняясь от основной темы. – На этикетке написано, что их тридцать. Он медленно кивает. - Я знаю. Именно поэтому я так перепугался. Твой пульс был замедленным, а дыхание – поверхностным. Я проверял твои жизненные показатели каждые десять минут. Передо мной появляется его образ – занимающегося этим, дежурящего у моей постели, и от этого мне хочется заплакать. То, что случилось тем вечером, случилось из-за выбора, который я сделала, и мимо этого никак нельзя пройти. - Я всё время говорил себе, что мне следовало бы отвезти тебя в Окружную, но я знал, что ты убила бы меня, если бы я отвез тебя туда. – Он издает сухой смешок, который выходит больше похожим на горловое ворчание. – Вообще-то я думаю, что ты убила бы меня, если бы я отвез тебя в любую больницу. Конечно же, он прав. Я бы задала ему по первое число. Вновь посерьезнев, он продолжает: - Ты была дезориентирована тем вечером, - напоминает он мне. – Может быть, ты приняла больше, чем две таблетки. Я мотаю головой и выпускаю его руку. - Я выпила только одну рюмку перед тем, как приняла таблетки. Я была расстроена, но не дезориентирована. Я знаю, что проглотила две. Всего две. Он не может не услышать мою невысказанную мысль. - Я не брал эту таблетку. Мне нужно, чтобы ты доверяла мне, Керри. Я не лгу тебе. Я поднимаю стакан и делаю глоток, в горле сухо. Я всматриваюсь в его глаза. - Я хочу доверять тебе, - говорю я тихо. – Ты понятия не имеешь, как сильно я хочу доверять тебе. Картер наклоняется и целует меня, нежным, медленным поцелуем, в котором больше мягкости, чем страсти. Его губы задерживаются на моих, и я смутно осознаю, что всё еще держу в руке стакан с водой. Не прерывая поцелуя, я тянусь назад, себе за спину и пытаюсь снова поставить стакан на разделочный стол, но промахиваюсь, и он падает на пол, разбиваясь и пугая нас обоих. Картер прерывает поцелуй, и я печально гляжу на него. - Если я продолжу и дальше их ронять, у меня тут скоро совсем не останется стаканов. - Позволь мне убрать это, - говорит он мне. - Нет, я тебе помогу. Я достаю губку, и мы оба присаживаемся на корточки, подбирая осколки стекла с пола. - Будь осторожен, - предупреждаю я его. - Я не хочу, чтобы ты порезал руки. Он кивает, и я вижу, что он промакивает воду сухой губкой. А потом я вижу ее, под углом разделочного стола, почти полностью скрытую от наших взглядов. Маленькую прямоугольную белую таблетку. - Ох, - бормочу я и тянусь за ней. Это так удачно, до нелепости удачно, что я нашла ее сейчас. Я не осматривала дом в поисках таблетки – это было бы всё равно что искать иголку в стоге сена. Вот так, под краем разделочного стола, она могла оставаться незамеченной неделями, даже месяцами. Это такой крошечный закоулок, что даже половая щетка не может толком попасть в него. - Что там? – спрашивает Картер. Я зажимаю ее в своей ладони осторожно, как будто это бомба с часовым механизмом, и встаю, чтобы показать ему. Он оглядывает таблетку и смотрит на меня. Я не плачу, но я на грани слёз. - Ну давай же, - говорю я ему. - Что? - Скажи: «Я же тебе говорил». Он берет таблетку с моей ладони. - Я даже не стану этого говорить, Керри. – Он ненадолго покидает комнату и возвращается с флаконом и тремя оставшимися таблетками. – Это кое-что, что мне следовало сделать раньше. Я был дурак, что тянул с этим. Я наблюдаю, как он берет все четыре таблетки и засовывает их в сток кухонной раковины, а потом пускает воду на полную мощность на несколько минут, чтобы быть уверенным, что они точно исчезли. Он ставит пустой флакон на разделочный стол и смотрит на меня. Я чувствую себя ужасно. Мои поступки, моя глупость – если бы я только раньше взялась поискать ту таблетку, если бы я только поговорила с Картером, если бы я только поверила ему, если бы только… - Эй, - говорит он, снова легко целуя меня. – Перестань. Я же вижу, что ты делаешь. Ну хватит. - Я… я позволила моим страхам встать у нас на пути. Я не доверяла тебе. Я даже не подумала… Вконец расстроенная из-за своих поступков, я поворачиваюсь и ухожу из кухни, назад в гостиную. Я опускаюсь на диван. Приходит Картер и садится рядом со мной. - Керри, ты сложная женщина. У тебя были причины… - Да, ты прав. У меня были причины, но они были смехотворными. Я дала моей неуверенности и сомнениям разлучить нас, оттолкнуть друг от друга. Я полная и совершенная за*ная идиотка. Он поднимает брови. - Я раньше никогда не слышал, чтобы ты ругалась. Я смотрю на него в удивлении. - Ты множество раз слышал это. - Ну да, кучу проклятий и чертыханий, низвергающихся с Горы Уивер – но никогда «за*». Ты просто никогда не производила на меня впечатление человека, который употребляет это слово. - Ты еще много чего не знаешь обо мне, Картер, - напоминаю я ему. - Керри, - говорит он мне, и при этом выглядит таким бесконечно серьезным, - ты понимаешь, что я хочу знать о тебе всё? Я думаю о тебе почти каждую минуту на протяжении всего дня. Я заново и заново проигрываю в голове разговоры, которые мы вели, до тех пор, пока не запечатлею их в памяти. Я думаю о том, на что это было похоже – обнимать тебя, засыпать, когда ты в моих руках. Каждый раз, смотря на тебя, я думаю о том, как ты выглядела, когда мы занимались любовью. Я не могу удержаться; я слегка краснею, и у меня перехватывает дыхание. - Поговори со мной, - умоляет он. – Расскажи мне всё. Каждый страх. Каждое сомнение. Каждое опасение. - Зачем? Чтобы я призналась в том, что я не та гора, которой хотела бы быть в глазах всего мира? – спрашиваю я. - Хорошо, ты гора. Гора силы, решимости и страхов, совсем как любой другой человек. – Он дотрагивается до моего колена. – Я прокручивал это у себя в голове сотню раз – причины, по которым нам не следует быть вместе, и причины, по которым следует. Теперь я хочу знать, что происходит в твоей голове. - Ты первый, - настаиваю я. Он делает глубокий вдох и медленно выдыхает. - Это может быть опасно – для нас обоих. Ты избавилась от наркозависимости много лет назад. – Он колеблется и украдкой бросает на меня взгляд. - Ну, по большей части, - возражаю я сухо. – Я совершила ошибку тем вечером, серьезную ошибку. И я знаю, что, хотя это и повлияло на меня, это также повлияло и на тебя. Он кивает. - Для меня это нечто более новое. Я чувствую себя так, как будто я только в самом начале. Окончание реабилитации не заставило всё это исчезнуть. Я больше не злоупотребляю лекарствами, но причины, по которым я это делал, никуда не делись. И они не собираются исчезать. Еще долго. У меня вспыхивает моментальное воспоминание о Картере и Люси, их утопающих в крови телах на полу в третьей смотровой. Я знаю, что мне придется вечно жить с тем, что я увидела в той комнате. Картеру придется вечно жить с памятью о настоящем нападении на него самого, и с виной выжившего, которая приходит вместе с этим. Я могу горевать о Люси, и я могу горевать о том, что, как я видела, произошло с Картером после нападения. Картер несет груз этого на своих плечах – именно ему придется жить с тем, что случилось с ним. Я знаю всё это слишком хорошо, из-за моего собственного опыта такого нападения. - Я не хочу отдаляться от тебя, Керри, - говорит он мне. - Но бывают моменты, когда я не уверен в себе. Не в том, что касается тебя, - поспешно уточняет он. – Насчет тебя я как раз в высшей степени уверен. Это я – мои собственные чувства, мои проблемы, с которыми я должен справляться. И я обязательно должен с ними справиться. Я злоупотреблял обезболивающими. Я лгал и причинял боль людям, которые беспокоились обо мне. Я знаю, что он пытается сказать, и я знаю, что он избегает точных слов, чтобы пощадить мои чувства. - Я не хочу мешать твоему выздоровлению, - бормочу я. - Пока что ты этого не сделала, - заверяет он меня. – Мне просто нужно, чтобы ты знала, что есть кое-какие вещи, над которым мне еще предстоит поработать. Мне нужно знать, что ты понимаешь это. Я киваю. - Ты знаешь, что это так. Он делает еще один глубокий вдох. - А потом еще вопрос с работой. Сколько бы я ни старался убеждать себя, что это неважно, я знаю, что это важно. Ты моя начальница, Керри. Ты заставила меня съехать отсюда, когда тебя сделали заведующей отделением, и причина была уважительной. Что бы ни происходило между нами, это может повлиять на дела приемного. Это может повлиять на тебя, если кто-нибудь в больнице обнаружит… - Я довольно-таки здорово провалила всё это, рассказав Марку. - Что конкретно ты ему сказала? - спрашивает меня Картер. - Только… только то, что я сказала тебе ранее. – Эти слова по-прежнему так непривычны мне, и я не уверена, что смогу произнести их снова. Пока еще нет. Не сейчас. - Что ты любишь меня, - подсказывает Картер, и я слегка киваю. - Я сказала ему, что ездила повидаться с тобой в Атланту, - говорю я ему. – Я не рисовала ему никаких сцен. Мне и не понадобилось. Он неплохо домыслил всё самостоятельно, безо всяких детальных разъяснений. - Что он ответил? - В том-то и дело – он казался почти, я не знаю, испытывающим облегчение… Он не рассердился. Я не знаю точно, как описать это. – Я всё еще не знаю, почему он не протащил меня по раскаленным углям и не напомнил мне, как я пошла против политики больницы. - Ну что ж, - говорит Картер мягко, - теперь твоя очередь. Почему это может получиться, и почему не может. «За» и «против». То, как он формулирует это, заставляет меня подумать о чем-то наподобие схемы, таблицы или плана для заседания. С этим я могу управиться. - Конечно, работа тревожит меня, - начинаю я. – По очевидным причинам. Марк может ничего не иметь против, но если хоть слово об этом дойдет до Романо, это может стать катастрофой. – Соответствующие картины на миг затуманивают мои мысли. Он будет безжалостен, вне всяких сомнений, и не поколеблется унизить и высмеять меня, отстранить меня, уволить меня, даже разрушить мою карьеру. Одному богу известно, что он сделает с Картером. - Это не может быть единственным соображением, которое тебя удерживает. Я отрицательно качаю головой. - Оно не единственное. Картер, когда я с тобой, - я делаю паузу, думая обо всем, что эти слова могут означать, - это вынуждает меня смотреть в лицо таким вещам внутри самой себя, на которые я раньше никогда не смотрела так. На мои слабости. На мою уязвимость. – Это одна из самых трудных вещей, которые я когда-либо произносила прежде, и, что меня изумляет, я не чувствую себя слишком ужасно, произнеся это. Картер одаривает меня беглой улыбкой. - О, но я не думал, что у тебя есть хоть что-то из этого. Я легонько стукаю его по ноге. - Умолкни, Картер. - Керри, я не знаю, куда это нас приведет. Я не знаю, что с нами произойдет по пути. Но я хотел бы это выяснить. - Как насчет… - я указываю на него, потом на себя. – Ох, к черту. На тот случай, если ты не заметил, Картер, между нами есть некоторая разница в возрасте. Он тихонько смеется. - Раньше это никогда меня не останавливало. Раньше? Я чувствую укол ревности. На самом деле это глупо – я знаю, что у него и раньше были отношения с женщинами, но это никогда не было проблемой, потому что в то время я не испытывала к нему таких чувств. - Не хочешь поделиться подробностями? – спрашиваю я, стараясь говорить небрежно. - Думаю, ты помнишь мою подругу Элейн, - говорит Картер, и я киваю. Тогда я этого не понимала. – И еще, ну, - он слегка склоняет голову, почти смущенно, - ты знаешь доктора Китон. - Доктор Эбби Китон? – спрашиваю я недоверчиво. – Ты меня разыгрываешь. Картер качает головой. - Нет, не разыгрываю. – На миг его лицо приобретает мечтательно-грустное выражение, говорящее о смутных сожалениях. – Она милая женщина. Я до сих пор получаю от нее открытки от случая к случаю. – Он поднимает взгляд, чтобы увидеть мое лицо. – Она в Пакистане, - сообщает он мне. – А это очень далеко отсюда. - Я знаю, насколько это далеко, - отвечаю я, немного раздраженно. – Ты ее любил, - догадываюсь я. – Ты был влюблен в нее? Он склоняет голову набок в раздумье. - Да, я любил ее. Может быть, в то время я думал, что был влюблен, но, оглядываясь назад, я понимаю, что не был. Но я действительно любил ее. Мы здорово позабавились. Я невольно морщусь; я бы никогда не стала описывать себя как забавную, и Картер и я не сделали ни единой забавной вещи за весь этот странный период времени. Ну, за исключением секса… Я смотрю вверх и обнаруживаю, что глаза Картер прикованы к моему лицу. Вряд ли он может знать, о чем я думаю. - Отчего такой взгляд? – спрашиваю я. - Ты краснеешь, - говорит он. – Тебе идет. Естественно, когда он говорит это, я чувствую, что жар, заливший мое лицо, делается еще сильнее. - Меня не волнует разница в возрасте, Керри, - говорит он. – Тебя это тревожит? - Нет, - отвечаю я правдиво. - Ну вот… - На миг он выглядит довольным. – Мы разрешили по крайней мере один вопрос из списка. - Если бы только с остальными было так же просто, - жалуюсь я. - Я хотел поговорить еще об одной вещи, - сообщает мне Картер, его лицо снова серьезно. - О чем? - Мне не хватает тебя, Керри. Мне не хватает возможности целовать тебя. Прикасаться к тебе. Мне не хватает… - Остановись, - удается мне произнести. - Мне не хватает возможности заняться с тобой любовью, - тем не менее заканчивает он, игнорируя мою просьбу. Я быстро закрываю глаза. Мне тоже этого не хватает. Я не могу солгать об этом. - Посмотри на меня, - говорит мне Картер, понизив голос. Я неохотно открываю глаза. Я знаю, что увижу: страсть, тоску и желание. И внезапно у меня наступает миг ясности, некое прозрение. Глубоко в душе я знаю: что бы я ни чувствовала к Картеру, и что бы он ни чувствовал ко мне – от этого не будет, черт возьми, ни малейшей разницы. Это никогда не получится, по столь многим причинам. Мы можем рационализировать и объяснять это логически десятком способов до самого вторника, и это всё равно не получится. В любом случае, не сейчас – не тогда, когда он только-только закончил реабилитацию и ему предстоит новая тяжелая битва. Я слишком хорошо помню одну из первых рекомендаций, которые услышала на встрече анонимных наркоманов так много лет тому назад: подождите по меньшей мере год, прежде чем вступать в отношения. Через год Картер станет другим. Я стану другой. Это ведь не тот случай, как если бы мы уже любили друг друга всю жизнь и знали, что один год ничего не изменит. Год может изменить всё. Обдумывая это, я должна отбросить прочь вопросы работы, разоблачения нас Романо, моей карьеры. Ничто из этого не имеет значения в долгой перспективе. Первым тут идет Картер – он, и никто другой. Его выздоровление должно быть главным приоритетом. Я не думаю, что он сможет вынести еще одно падение, и я не думаю, что и сама вынесу это. Но сейчас, в эту самую минуту он здесь, и он смотрит на меня с выражением, с которым на меня раньше смотрели столь немногие. И я хочу его. Одну ночь, говорю я себе. Тебе позволено быть счастливой, пусть даже на одну-единственную ночь. - Я хочу, чтобы мы занялись любовью сегодня ночью, - говорит Картер. Может быть, он и не знает полностью, о чем я думаю, но он прочел эту одну мысль громко и ясно. Утром от этого будет больно; будет больно нам обоим. Но сейчас он заслуживает этой ночи. И я тоже. - Да, - шепчу я, мой голос прерывается от всех звучащих в нем эмоций. Сегодня мы займемся любовью, и мы будем честны и искренни. Я встаю и беру его за руку. - Пойдем со мной.
Инна ЛМ: 10. Страсть (Passion) NC-17 От переводчика: эротическая сцена переведена с небольшими сокращениями. Краткое содержание: одна ночь – это всё, что осталось Керри и Картеру, чтобы быть вместе, и они используют ее. *************** Картер и я входим в спальню, и он колеблется. - Что-то не так? – спрашиваю я. - В последний раз, когда мы здесь были… - Мы занимались любовью. - Да, после… - говорит он тихо. Я мысленно довершаю эту фразу. После того, как я приняла таблетки, выпила много виски, разбила много стекла и бесцеремонно отключилась. Это задевает за живое, но так и должно быть. - Такого больше не случится, - говорю я ему. – Сегодня ночью есть только мы. Никакого алкоголя. Никаких таблеток. Его взгляд становится немного живее. Более чем чего-либо, я хочу, чтобы эта ночь была для него. Утром всё то, что существует между нами, закончится, и я хочу извлечь из этой ночи всё, что возможно. Но, что еще важнее, я хочу доставить ему то наслаждение, которое он доставлял мне во всех тех случаях, когда мы занимались любовью. Я начинаю раздевать его, медленно, начав с галстука. Темно-синий шелк так гладок, и я распускаю узел, потом окончательно развязываю его, и галстук выскальзывает из-под воротника рубашки. - Он мне нравится, - говорю я Картеру, притрагиваясь к ткани. - Я рад, что ты одобряешь, - отвечает он и одним движением плеч сбрасывает пиджак. Я кладу галстук на мягкое кресло около туалетного столика. - Я не могу припомнить больше никого из всех, кого когда-либо знала, кто бы носил их, - говорю я ему с улыбкой, играя с помочами его подтяжек. – В любом случае, никого в твоем возрасте. Он издает короткий смешок. - Они продавались вместе с костюмом, - объясняет он мне. - Они тебе идут. – Я тянусь к его плечам и спускаю с них подтяжки, помочи спадают ему до талии. – Но без них лучше. Смелость и отсутствие стыдливости, которые я ощущаю, приходят ко мне естественным образом. Я всегда раньше вела себя так с другими любовниками, командовала и держала всё под контролем. В те предыдущие разы, когда я была с Картером, я позволяла ему проделывать всю работу – не из сознательного выбора, но просто потому, что с ним я всегда чувствовала себя настолько потерявшей контроль, настолько побежденной. Я еще ни разу не была в состоянии самоутвердиться, находясь в спальне с Картером, но сегодня ночью я это сделаю. Я вытаскиваю рубашку у него из брюк и начинаю расстегивать ее, по одной перламутровой пуговице за раз, следя за его лицом. - Ты всегда вот такая? – спрашивает он. - Какая? - Такая спокойная во время соблазнения, - отвечает он, и я улыбаюсь ему. Он читает мои мысли. Я пожимаю плечами. - По большей части. Рубашка полностью расстегнута, и я распахиваю ее, обнажая его широкую грудь. Я кладу ладони плашмя на его теплую кожу и смотрю ему в глаза. Они темны, его веки полуопущены. Я думаю обо всех тех словах, которые говорила прочим своим любовникам в подобных ситуациях, о словах, предназначенных для того, чтобы колесики крутились, чтобы поддерживались должные скорость и ритм. Я обнаруживаю, что ни одно из них не адекватно и не подходит для происходящего сейчас, для Картера. Я стараюсь прояснить свой разум, сосредоточиться только на этом, только на нем. Я хочу, чтобы вещи, которые я произнесу, шли от сердца, а не были частью отрепетированной речи, которую я бы выдала в обычной ситуации. Сегодня ночью я не хочу, чтобы всё шло по плану. Я спускаю рубашку с его плеч, и она падает на пол. Я провожу ладонями по его груди, по его плечам, ощущая мускулы и кожу. Я легонько царапаю пальцами его бока. Картер тянется ко мне и привлекает меня ближе, в свои объятия. Я охватываю его руками и сжимаю, мое лицо повернуто так, что моя щека прижата к его груди, я вдыхаю его запах. Я веду руками по его спине, с особой осторожностью там, где шрамы, легко скользя по ним пальцами. Наконец я высвобождаюсь из его объятий и запечатлеваю поцелуй на его груди. Я провожу руками по его бедрам, а затем играю с пуговицей его брюк. - Керри, - выдыхает он. Одна моя рука передвигается ниже, и я чувствую его через материю, уже твердого, напрягшегося под моей рукой. Я охватываю его ладонью по всей длине. С губ Картера срывается вздох, и я улыбаюсь. Он скидывает туфли, и я поспешно тружусь над его брюками, расстегивая на них пуговицу и молнию. Брюки спадают на пол, и он отшвыривает и их тоже. Глядя на него, я не могу удержаться от хихиканья. - Что? - спрашивает он. Я трогаю пояс трусов-боксеров, которые на нем надеты. - Ты просто полон сюрпризов, Картер, - говорю я ему. Они сшиты из мягкой хлопчатобумажной материи, украшенной изображениями стетоскопов. – Где ты их взял? Он покрывается слабым румянцем. - Это был подарок, - говорит он. Я не думаю, что хочу знать, от кого. - Их надо снять, - отвечаю я. Он тянется к трусам, но я мягко отталкиваю его руки и вместо этого подцепляю большими пальцами пояс и стаскиваю их. Они также падают на пол, и Картер, переступив ногами, выходит из них. - Ты всё еще полностью одета, Керри, - замечает он, оглядывая меня. – Почему-то это кажется не очень справедливым. - Не беспокойся, - заверяю я его. – Садись на кровать. Он подчиняется и наблюдает за мной. Я раздеваюсь, стоя прямо перед ним, наконец-то не стыдясь, не волнуясь ни о чем, пока снимается каждый новый слой одежды. В кои-то веки я не думаю о шрамах или о моей ноге. Всё, что я вижу – это выражение лица Картера, голод в его глазах. Моя собственная одежда спадает на пол, и я иду в постель. Мне всегда приходилось быть изобретательной, когда доходило до секса; особенно с Эллисом Уэстом. Моя нога часто бывала чем-то таким, что только мешает – иногда из-за того, что она немела в некоторых позах, а в других случаях из-за того, что я попросту не могла заставить ее двигаться в тех направлениях и в то время, как мне хотелось. Но сегодня я знаю, что мне нужно сделать и как это сделать безо всяких помех. - Ложись, - инструктирую я Картера, и он так и поступает, откинувшись на горку подушек в изголовье кровати. Я ложусь на живот, опираясь на руки, и осыпаю поцелуями ноги Картера, его живот, старательно избегая того единственного места, которое ждет моего прикосновения. Картер подтягивается повыше, ухватившись за спинку кровати, и я беру его в ладонь. Он твердый и горячий в моей руке, длинный и полный. Я охватываю его пальцами и медленно скольжу рукой вверх и вниз, от основания до самого конца. Глаза Картера не отрываются от моих, и выражение его лица напряженное, но он ничего не говорит. Я передвигаюсь на кровати так, что мы оказываемся лицом к лицу, и он притягивает меня к себе, запустив руку вокруг моей талии, и, без предупреждения, роняет ее между моими ногами, исследуя меня. Я выгибаюсь к нему; я влажная от того, что слушала издаваемые им звуки удовольствия, вызванные тем, что я делала. Я ощущаю его пальцы, скользкие от моей влаги, когда два из них проникают внутрь меня. Я хватаю воздух ртом и плотнее приникаю к его телу. - О господи, - выдыхаю я, и он улыбается мне. - Тебе это нравится, - говорит он, и я с трудом киваю. Я опускаю голову и прижимаюсь губами к его подбородку, шершавому от уже пробивающейся щетины. - Мне нужно быть внутри тебя, - шепчет он, и мое тело немедленно реагирует на его слова, сжимаясь вокруг его пальцев в бессловесном ответе. Он вынимает пальцы из меня, и мы поворачиваемся на кровати, он сверху, надо мной, а я лежу на спине. Я тянусь к нему, по-прежнему такому твердому, и направляю его в меня. Он дразнит меня, только самый кончик его вдавливается внутрь меня на несколько миллиметров, и я издаю стон. - Картер, - бормочу я в разочаровании. Он знает, чего я хочу, и более чем готов дать это мне. Он входит в меня длинным толчком, и я закрываю глаза, испытывая удовольствие от того, насколько глубоко он в моем теле. Он уже так близко, но как-то ухитряется двигаться внутрь и наружу в ленивом ритме, взад и вперед. Наши тела раскачиваются в унисон от наших движений, и я обвиваю руками его спину, ведя пальцами по его лопаткам к талии, мои короткие ногти слегка царапают его кожу, избегая тех мест, где остались шрамы от ранений и операции. Он одним толчком погружается глубже, и я издаю стон в ответ. Картер просовывает руку между нами и находит то место, где мы соединены, и мое тело дрожит, когда он делает это. Он точно знает, где трогать, где нужно надавливать, и от его прикосновений, от движения наших тел вперед и назад эти ощущения выходят прямо на поверхность. Я смотрю на него затуманенными глазами и слежу за его лицом; его черты резко обрисованы светом и темными тенями в комнате. Одна моя рука остается на его спине, прижимая его поближе, а другая поднимается погладить его лицо, его щеку. Чувства, поднимающиеся во мне, так сильны, что они близки к критической точке, к надлому как эмоциональному, так и физическому. - О господи, Керри. О господи. – Он почти хрипит. Звук моего имени на его губах заставляет мое сердце петь, и его толчки становятся беспорядочными, хаотическими. Он закидывает голову назад и кричит, его рот широко открыт, когда его охватывает оргазм. Его пальцы остаются на мне и бурно мечутся по моему телу, когда он кончает, и я крепко зажмуриваюсь, когда белые пятна танцуют у меня под веками и мое тело бьется под его телом. Несколькими моментами позже, пока мы оба всё еще тяжело дышим, Картер осторожно опускается на меня. Всё еще внутри меня, опустошенный, он отводит свои пальцы от моего тела, из-за чего сквозь меня проходит легкая дрожь. Он вжимается лицом мне в шею, и мы оба меняем нашу позу так, чтобы он не лежал непосредственно на мне, но оставался внутри меня. Я не хочу позволять ему покидать мое тело – пока еще нет, только не сейчас. Я не готова. Не открывая глаз, я глажу основание его шеи, влажное от пота. Картер приподнимает голову и покрывает поцелуями обращенную к нему сторону моего лица, щеку и подбородок. Я чувствую, как его язык проводит влажные линии вдоль мочки моего уха, и я вздрагиваю, мои внутренние стены сжимаются вокруг него. Он тихо смеется и делает это снова. Наши рты встречаются в поцелуе, медленном и нежном, и я разрешаю своим губам задержаться на его губах. Наконец он прерывает поцелуй и пристально смотрит на меня в полутьме. Серьезное выражение в его глазах вызывает у меня желание заплакать. Я чувствую себя любимой и страшусь неизбежного. Я не знаю, как сказать ему о том, что принесет утро, но я должна попытаться. Я не знаю, с чего начать, или что сказать. Вместо этого я шепчу ему: - Я тебя люблю. Эти слова выходят из моего рта так легко, как если бы я произносила их на протяжении многих лет. Это не то, что я намеревалась сказать, но это ощущается правильным. Это ощущается хорошим. Ирония резка; это ощущается правильным сейчас, когда всё остальное неправильно. Он снова целует меня, и у меня перехватывает дыхание, и он отодвигается. - Керри? – спрашивает он озабоченно. – В чем дело? Я не могу ответить. Что-то темное проходит по его лицу. Он знает. - Нет, - говорит он тихо, затем снова, более твердо. – Нет. Не надо. - Джон, пожалуйста. Пожалуйста, постарайся понять. - Я не понимаю. Я не могу. Я думал, это означает… я думал… Я чувствую, как он выскальзывает из моего тела, и в комнату приходит холод; у меня на руках проступает «гусиная кожа». Я сажусь в постели, потянувшись за одеялом, и натягиваю его на наши тела. - Ничего не получится, - говорю я ему негромко. – Мы оба это знаем. Я не могу закрыть глаза на тот факт, что ты должен в настоящий момент сосредоточиться на своем выздоровлении – а это только будет отвлекать тебя. - Не будет, - обещает он. – Я не позволю. - Ты этого не знаешь. - Черт возьми, - бормочет он. – Черт возьми! - Я делаю это не для того, чтобы ранить тебя, - говорю я, глядя ему прямо в глаза. – Я клянусь тебе в этом. Я… я хочу этого, что бы там ни было между нами. Я хочу тебя. Я не могу и не стану лгать себе об этом. – Я колеблюсь. - Я беспокоюсь о тебе. Я люблю тебя. Эта не разновидность любви с сердечками и цветами, но это романтическая любовь. И я люблю тебя и как друга тоже. Я не хочу увидеть, как с тобой случится что-нибудь плохое, Картер. Только не снова. Разве ты этого не понимаешь? Он трясет головой. - Я не понимаю. Я не понимаю, почему всё это должно быть таким тяжелым. Я думал, что, когда вернусь из Атланты, всё будет легче. - Это никогда не становится легче, - говорю я ему, исходя из собственного опыта. В горле у меня образуется комок. – Просто становится легче справляться с этим. Картер не отвечает мне. Вместо этого он садится, прислонившись спиной к изголовью кровати, одеяло сползает ему до бедер. - Картер, если бы я сказала тебе – ну конечно, давай возьмем и пустим это на самотек, отбросим к черту всякие предосторожности – это было бы нечестно по отношению что к тебе, что ко мне. Во-первых, нам придется скрывать это на работе. Но, что еще важнее, ты бы стал избегать тех вопросов, на которых тебе нужно сосредоточиться, чтобы поправиться. И я стала бы активным соучастником этого. В таком случае я бы позволила тебе тратить свои силы на меня, а не на твое выздоровление. Как я могу так поступить и чувствовать себя хорошо, считать, что всё нормально? Я не могу, Картер. Я просто не могу. - Значит, ты хочешь, чтобы я ушел? Ты подразумеваешь именно это? - Я хочу, чтобы ты поправился, - отвечаю я ему твердо. – Я хочу, чтобы с тобой всё было в порядке, Джон. – К глазам подступают слёзы. – Черт побери. Это всё, чего я когда-либо хотела. - Но ты хочешь, чтобы я ушел. – Он с упрямым видом складывает руки на груди. Я качаю головой. - Вообще-то я хочу, чтобы ты остался до конца ночи. – Он смотрит на меня в удивлении. – Если ты не против. – Я еще не готова к его уходу, только не сейчас, не сразу же после того, как мы занимались любовью. - Господи, Керри, - говорит он устало, - я хочу остаться больше чем на одну эту ночь. – Он потирает глаза ладонью. – Так, значит, через полгода или год мы сможем поговорить об этом снова, и, как я понимаю, мне предстоит сидеть сложа руки и надеяться, что ты по-прежнему будешь хотеть меня и тогда, верно? Я моргаю, удивленная. Он тревожится, что я могу не захотеть его? - Мои чувства к тебе не изменятся, - тихо и спокойно убеждаю я его. – Это я могу тебе пообещать. Он разнимает руки и тянется ко мне в тот же миг, когда я придвигаюсь к нему, положив голову ему на грудь. Я прислушиваюсь к биению его сердца, медленному и ровному, и легко опускаю руку ему на живот. - Я не хочу оставлять тебя, Керри, - говорит он мне. - У меня такое ощущение, как будто мы только-только нашли что-то. Я не хочу выходить из этой двери. - Я знаю, - бормочу я ему в грудь. – Пока еще тебе не нужно уходить. – Это не утешение, но это всё, что я могу предложить ему. Мы молча держим друг друга в объятиях долгие минуты. Наконец он прокашливается. - Как насчет тебя? – спрашивает он. - Что насчет меня? - Я думал, что ты наконец-то сделала шаг вперед – научилась открываться. Я не хочу, чтобы ты потеряла это и сделала два шага назад, в свою раковину, только из-за того, что ты стараешься помочь мне почувствовать себя лучше, - говорит он мягко. - Этого не произойдет, - говорю я ему и сажусь, чтобы посмотреть на него. – Ты помог мне узнать и увидеть в самой себе такие вещи, которые я до сих пор не была способна увидеть или признать. И это невозможно снова оттолкнуть и загнать вглубь каких-то темных закоулков моего разума. - Я надеюсь, что нет, - отзывается он. – У тебя много любви, которую ты можешь дать, Керри. Я сглатываю. Никто никогда не говорил мне такого прежде. - Мне бы так хотелось быть тем, кто ее получит, - говорит он, в его словах звучит грусть. Я не могу придумать, что сказать на это, и слёзы снова щиплют мне глаза, так что я опять опускаю голову ему на грудь, и мы оба умолкаем. * * * В моем сне у меня нет никакого костыля. Само собой разумеется, что я нисколько не хромаю. В ноге нет никакой неотвязной боли. Это часто случается в моих снах: я вижу сон, и происходящее в нем кажется каким-то неправильным, и тогда я смотрю вниз и понимаю, что костыль не свисает с моего предплечья, и я чувствую удивление, смешанное со необычным ощущением, ощущением, что вещь, к которой я так привыкла, теперь отсутствует. В нынешнем сне это первое, что я замечаю. У меня нет костыля, и я не хромаю. Моя нога не подворачивается, когда я хожу. Вместо этого моя походка свободная и плавная. Я в больнице, и на мне надета врачебная форма, я перехожу из помещения в помещение, каждый мой шаг спокоен и уверен. Я совершаю обход приемного, под одному помещению за раз. Я проверяю состояние пациентов, убеждаясь, что все они поправляются, что всё под контролем. Я прохожу мимо медсестер и врачей, все они эффективно выполняют свою работу, и все они улыбаются и кивают, когда видят меня. В коридорах до странности тихо; никто не разговаривает, и не смеется, и не кричит от боли. Я подхожу к регистратуре, когда понимаю, что забыла проверить третью смотровую, поэтому я возвращаюсь назад тем же путем, каждый шаг приближает меня к закрытой двери. Нет, нет, говорю я себе, неожиданно осознав, что я сплю. Только не снова. Пожалуйста, только не этот сон, не сегодня. Жалюзи изнутри смотровой опущены, и я не могу заглянуть в нее. Я медлю у двери. Я бросаю быстрый взгляд на пол, и там нет никакого кровавого отпечатка ноги, никаких красноречивых признаков того, что что-то не так. Я делаю глубокий вдох и одним толчком открываю дверь. В смотровой темно. Совсем как было в День Святого Валентина. Я хочу вскрикнуть и убежать. Я хочу убраться отсюда ко всем чертям. Я не хочу видеть этот сон. Мои глаза опускаются к тому месту на полу, где, как я знаю, будет лежать тело Картера, утопающее в крови. Там ничего нет. Я практически несусь к другой стороне перегораживающей смотровую кровати, ища Люси. По-прежнему ничего. Ни единой капли крови. Никаких тел. Никого. Я пересекаю комнату длинными и стремительными шагами и включаю свет, заливая комнату резким флуоресцентным сиянием. Я снова смотрю на пол. По-прежнему ничего. Может быть, это не тот день. Не та комната. Тела должны быть здесь. Кровь должна быть по всему полу. Я должна почувствовать, как моя нога поскальзывается в ней, когда я спешу от одной стороны кровати к другой. Я должна сейчас беспомощно наблюдать, как двое людей, которые мне дороги, медленно истекают кровью до смерти – в месте, которое должно быть безопасным. Я жду. Может быть, этот сон еще не закончился. Ничего не происходит. Я выхожу из третьей смотровой и иду по коридору к травмам. Я заглядываю сквозь окно в первую травму и вижу там Картера, работающего над пациентом. Марк тоже там, и несколько медсестер, все работаю в едином ритме, молча. Картер поднимает глаза и видит меня сквозь стекло. Он кивает мне, показывая, что заметил мое присутствие, быстрой легкой улыбкой; руки у него заняты. От неожиданности испугавшись того, что я увидела его здесь, я отступаю на несколько шагов назад. На полпути меня встречает стена, и я прислоняюсь к ней, стараясь отдышаться. Я делаю вдох и выдох, и потом я закрываю глаза.
Инна ЛМ: 11. Прощай, здравствуй (Goodbye, hello) Краткое содержание: Керри и Картер подводят итоги и двигаются дальше. *************** Когда я открываю глаза, то создается впечатление, что я проспала всего несколько минут. Небо по-прежнему чернильно-синее, и оно отбрасывает странные тени на стены спальни. Я смотрю на люминесцентные стрелки своих наручных часов и обнаруживаю, что до восхода всё еще остается около двух часов. Я переворачиваюсь на другой бок и смотрю на Картера, мирно спящего, на то, как его грудь поднимается и опускается. Его лицо спокойно и расслаблено. Его вид утешает и поддерживает меня, но я также чувствую неописуемый груз печали на своих плечах. Картер, пошевельнувшись, открывает глаза, поначалу оглушенный со сна. Его взгляд фокусируется; я знаю, что он сосредотачивает внимание на моем лице, на его выражении, на моих непроизнесенных словах. Он тянется ко мне и проводит кончиками пальцев по моей щеке, по моим губам. Всё еще молча. Всё еще наблюдая. - Это прощание, не так ли? – шепчет он невыразительно. Я не могу ответить ему словами, да в этом и нет необходимости. Он видит всё на моем лице, он знает, и часть его понимает это. Хотя есть и другая часть его, которая не понимает, и его губы искривляются, когда он хмурится. - Это не должно быть так, - говорит он мне, и я трясу головой. - Должно, Картер. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. – Мой ответ тих и спокоен. Он отводит от меня взгляд, и я чувствую ноющую боль глубоко в груди. – Пожалуйста, - говорю я ему мягко. – Не уходи вот так – с гневом. - Нет, - откликается он. – Только с сожалением. - Мы можем просто полежать здесь и обнять друг друга? – спрашиваю я его. – Джон? Он молча привлекает меня поближе, моя кожа теплая на его коже. Его объятие крепко, как если бы он никогда не согласился меня отпустить. Несколько слезинок вырываются на волю из уголков моих глаз. Я смахиваю их кончиками пальцев, не желая, чтобы он видел. Но он видит их, и присаживается, опираясь на локоть, чтобы запечатлеть по нежному поцелую на моих глазах, прежде чем он снова ложится и снова прижимает меня к себе. Мы лежим в безмолвии, вот так слившись друг с другом, долгое время. Наконец его хватка ослабевает, и его рука, охватывающая меня, разжимается, и мы оба снова засыпаем. * * * Какое-то время спустя я смутно ощущаю губы Картера на моих губах, мягкие и медлящие, не желающие отрываться от меня. Я целую его в ответ, но слишком устала, чтобы раскрыть глаза. Он убирает мои волосы со лба теплыми пальцами, целует меня в лоб, и потом я опять засыпаю. * * * Когда я окончательно просыпаюсь, небо уже посветлело; сквозь окна вливается розовое сияние, которое освещает комнату. Я поворачиваюсь в постели – Картер ушел. Я не удивлена. Я знала, что он так и поступит. Но от этого ничуть не легче. Выбраться из постели трудно. Я не горю желанием ехать на работу, и я не хочу встречаться лицом к лицу с моим собственным отражением в зеркале. Моя нога всё еще болит, это последствия вчерашнего таинственного болевого кризиса и той деятельности, которая не давала Картеру и мне так долго уснуть этой ночью. Нет, говорю я себе решительно. Не думай об этом. Не сейчас. Я выволакиваю себя из кровати, очень медленно, и внезапно застываю перед туалетным столиком. Темно-синий шелковый галстук Картера лежит там, аккуратно сложенный, его кончик свисает с края столика. Должно быть, он забыл его, думаю я, должно быть, он забыл взять его с собой, когда уходил. Галстук слишком аккуратно сложен для забытого. И я помню, что положила его на кресло прошлой ночью. Я поднимаю его и провожу пальцами по шелку, ровный темно-синий цвет соответствует моему настроению ((«Blue» означает не только «синий», но также и «хандрящий», «подавленный», «унылый», «находящийся в депрессии». – Примеч. пер.)). Я прижимаю галстук к своему лицу, и он весь – Картер, в одном натиске чувственных ощущений, и я знаю, что Картер оставил этот галстук для меня. Дрожь в руках так сильна, что я вынуждена положить галстук назад на туалетный столик, очень осторожно, словно это ручная граната с выдернутой чекой. Я иду в ванную. Я прислоняю костыль к стене, пуская воду в душе и дожидаясь, пока она станет горячей. Я отдергиваю занавеску и встаю под душ, позволяя воде падать на меня, как жгучему дождю. Я не знаю, куда деваться от собственных эмоций. Я хочу позвонить Картеру и сказать ему, что я совершила ошибку, и всё-таки я знаю, что не могу. Что Картеру сейчас нужнее, чем что-либо, так это выздоровление. И он должен сделать это один. У него будет вся поддержка, которая ему потребуется, но он должен сделать эти первые маленькие шаги самостоятельно. Если он отвлечется на другое, это может опустошить его, может вызывать рецидив, и я знаю, что никогда бы не смогла жить со знанием того, что я могла быть причиной этому. Не думай о нем прямо сейчас, говорю я себе. Просто заблокируй эти мысли, прогони их из своей головы. Я всё еще могу почувствовать его тело, каким оно было всего лишь несколько часов назад, и поэтому мне хочется плакать от бессильного разочарования. В этом, так же как и во всем другом, тело помнит, даже если разум и не хочет того. Я упираюсь рукой в кафельную стену и роняю голову. Я разрешаю себе заплакать, и слёзы смешиваются с водой из душа. * * * Я колеблюсь, перед тем как войти в приемное. Сосредоточься, говорю я себе. Сосредоточься, не теряй контроля. Я здесь, потому что это моя работа; я здесь, чтобы спасать жизни. Каждый день я напоминаю себе об этом. Я знаю, что многие вещи часто служат отвлечением, но они никогда не встают на пути того, ради чего я здесь. Когда я отвлечена, я огрызаюсь на людей; я знаю, что могу быть резкой. Иногда я тону в бумажной работе и управлении. Это не то, что я намеревалась делать, когда выбрала врачебную карьеру, но я была тверда в своем выборе; а там, где я теперь, такие обязанности неизбежны. Пока я глупо стою во дворе, подъезжает «скорая». Пикман открывает заднюю дверь. - Приятно, что тут ждет комитет по встрече, - говорит она, заметив меня. Мне всегда доставляет удовольствие ее суховатое чувство юмора. - Что у нас тут? - Женщина двадцати четырех лет, страдает от острой боли в области таза, жизненные показатели стабильны, давление сто десять на семьдесят, пульс сто восемь. На месте поставлена капельница. Она говорит, что раньше лечилась от эндометрита, но боль продолжает возвращаться. Молодая женщина стонет, когда парамедики вывозят каталку из машины. - Пожалуйста, - всхлипывает она. – Я не могу это терпеть. Так больно. – Ее глаза безумны от боли, ее лицо бледно и залито слезами. - Всё будет в порядке, - говорю я, дотрагиваясь до ее руки. Я оборачиваюсь к Пикман. – Везем ее внутрь. - Третья смотровая открыта, - сообщает Рэнди от регистратуры. Я иду рядом с каталкой, бросив сумочку на стойку регистратуры, когда мы проходим мимо нее. Мы ввозим каталку в смотровую и придвигаем ее к кровати. - Вы можете перебраться туда? – спрашиваю я пациентку. Она кривится, но кивает. - Я постараюсь, - говорит она, и ей это удается, но она снова стонет. – Я назначена на операцию по удалению еще одного участка оболочки матки – в четверг, - говорит она мне. – Но сегодня утром боль стала хуже. Она была такой сильной, и не прекращалась. Я приняла кодеин – мне дал его мой врач, но это не помогло. – Она начинает плакать. Чуни входи в смотровую с картой. - Шш-ш, шш-ш. Всё будет в порядке. Как вас зовут? - Мелисса Вайс. Я провожу быстрый внешний осмотр и осторожно прощупываю ее таз. Она вскрикивает от боли. - Жизненные показатели стабильны, - сообщает мне Чуни. - Извините, Мелисса. Я знаю, что это больно. Хорошо, давайте сделаем общий анализ крови и химию. Я не чувствую никаких уплотнений, но давайте посмотрим таз на ультразвуке, просто на всякий случай, - говорю я Чуни, и та кивает. – И анализы на тот случай, если ее захотят сейчас же забрать в операционную. Мелисса, кто из врачей собирался делать вам операцию? - Доктор Темплтон, - выдыхает она. - О господи! – Она хватается за нижнюю часть своего таза и крепко зажмуривается. - Хорошо, Чуни, позвони на пейджер доктор Темплтону, а тем временем дадим ей десять морфина через капельницу. Всё в порядке, Мелисса. Я сразу же вернусь, хорошо? Сейчас мы дадим вам что-нибудь от боли. - Пожалуйста! – кричит она. – Пожалуйста, мне больно! - Я знаю, - говорю я ей. – Чуни введет вам морфин. Через несколько минут боль уже не будет такой сильной. Она открывает глаза, и я вижу в них панику. - Вы ведь не думаете, что еще что-то не так, правда? - Возможно, это просто эндометрит, но я хочу удостовериться, что не происходит ничего другого, например, разрыва кисты яичника. Так что держитесь, Мелисса, потерпите немного, хорошо? Она обещает мне, что будет держаться. * * * Остаток этого дня заполнен пациентами с болями; все они кричат и завывают. Мы все разделяем кое-что друг с другом: моя боль спрятана, их – снаружи, на виду. Я выкрикиваю приказания, осматриваю пациентов, вставляю грудные трубки, проверяю кровь на газы. Неважно, что я делаю, звуки их боли эхом отдаются у меня в ушах, пока я работаю, и я едва ли слышу что-то еще. Внутренне я испытываю онемение. Ни боли, ни печали, только пустота там, где раньше был огонь. - Керри, можно тебя на минутку, поговорить? Голос Марка пугает меня от неожиданности. Я отрываюсь от результатов анализов, которые у меня в руках. - Конечно. - Пойдем наружу, - предлагает он, и я откладываю анализы. - Джерри, запроси перевозчиков еще раз и выясни, почему они так задерживаются. Мистера Уилсона должны были отправить на сканирование уже тридцать минут назад, - говорю я Джерри, пробираясь вокруг стойки регистратуры и следуя за Марком в больничный двор. Воздух снаружи влажный и удушливый; еще один типичный летний день в Чикаго. - С тобой всё в порядке? – спрашивает Марк безо всяких преамбул. – Сегодня ты выглядишь немного отвлеченной. - Со мной всё отлично, Марк, - отвечаю я ему. Он колеблется, всего миг. - С тобой и Картером всё нормально? – Он выглядит искренне озабоченным, но, кажется, ему несколько неловко спрашивать. - Всё нормально, - повторяю я за ним. Марк ничего не говорит; вместо этого он пристально смотрит на меня. Под его внимательным изучающим взглядом я чувствую, как стены, которые я возвела специально для этого дня, рушатся. Я отвожу взгляд. - Я спрашиваю только потому, что ты весь день выглядела слегка рассеянной, и, судя по тому, каким я видел Картера, с ним то же самое. При упоминании имени Картера я поднимаю глаза. Я не знала, что сегодня у него смена; я не изменила расписание заново, но я была уверена, что он появится на работе не раньше сегодняшнего вечера. Я не видела его весь день, но, опять-таки, я была постоянно занята, перебегая от одного пациента к следующему. - Я в порядке, - говорю я Марку. Марк вздыхает. - Картеру необходимо сосредоточиться на выздоровлении, - говорю я, в качестве объяснения. Я пожимаю плечами и поворачиваюсь так, чтобы мое лицо было в тени, не на виду у Марка. – В жизни события не всегда складываются так, как мы того желали бы, Марк. Ты знаешь, как это бывает. – Я стараюсь привнести в свой голос непринужденную ноту, но я слышу то, что сказала, и то, как я это сказала: пустые слова, монотонный, невыразительный голос. Я не могу с этим справиться. Марк дотрагивается до моего плеча. - Извини, Керри. Я смотрю на него. - Всё в порядке, правда. Со мной всё отлично. Не о чем беспокоиться. – И с этими словами стены возвращаются на место, и я распрямляю плечи. – Мне нужно вернуться. Я оставляю Марка стоять там и направляюсь внутрь, в туалет, где я могу побыть одна. Несмотря на летнюю жару, я замерзаю и дрожу, и я гадаю, согреюсь ли хоть когда-нибудь снова. * * * Когда этот день наконец заканчивается, я собираю свои вещи и направляюсь к дверям. Никто не говорит мне «до свидания» или «спокойной ночи»; здесь все заняты, и ни у кого нет времени. Я не принимаю это на свой счет. Никогда не принимала. Сегодня, думаю я, подходящий вечер для хорошей бутылки вина, домашней еды и увлекательной книги. Еще один волнующий вечер из жизни Керри Уивер. - Керри? Я уже миновала жаркое предвечернее марево и зашла в подземный гараж. Я поворачиваюсь и вижу стоящего там Картера. Он выглядит так, как я себя чувствую: потерянным, одиноким и усталым. - Я как раз направлялась домой, Картер. Он проводит рукой по волосам, его глаза блуждают вокруг, перескакивая на всё что угодно в его поле зрения, кроме меня. - Слышал, у тебя был напряженный день. - Да, - говорю я просто. Он смотрит на землю. - Я не хочу этого делать, Керри. - Дай себе время, Картер, - говорю я ему. – Вспомни, о чем мы говорили прошлой ночью. - Мы много о чем говорили прошлой ночью, - откликается он, и у меня в груди вспыхивает боль. - Ты должен поработать над некоторыми вещами. И это правильно, Картер. Ты должен сделать это без того, чтобы какие-то новые взаимоотношения вставали у тебя на пути и отвлекали от твоего выздоровления. - Ах, вот как, - говорит он. Мы тихо стоим, никто из нас ничего не говорит, единственный шум на заднем плане – это звуки машин, выезжающих с парковочных мест на других этажах. - Послушай, я тоже не хочу этого делать, - говорю я ему. – Если это хоть немного тебя утешит. - Тогда почему же мы делаем это? Почему мы сдаемся? - Я не сдаюсь, - быстро отвечаю я. И я знаю, что это так. Какая-то часть меня держится за отдаленную возможность того, что через шесть месяцев или, может быть, через год, когда Картер будет более стабилен эмоционально, когда в какой-то мере справится со всеми проблемами, что тогда он в один прекрасный день появится у моего порога. Я держусь за ту улыбку, которую он подарит мне, когда я открою ему дверь. Я надеюсь на что-то, что, по всей вероятности, не случится. По всей вероятности, кто-то еще войдет в жизнь Картера, и он влюбится. Обстоятельства изменятся. Мир, как для Картера, так и для меня, будет двигаться дальше. - Так или иначе, я не полностью сдалась, - уточняю я, хотя и знаю, что если и буду цепляться за надежду, то это не изменит того, что, скорее всего, случится. Лямка его сумки сползает у него с плеча, и он поддергивает ее повыше. - Тогда давай не будем сдаваться. Давай попробуем, Керри. - Картер… Его лицо полно тревоги. - Я ненавидел это утро. Я ненавидел необходимость вставать и уходить, пока ты еще спала, уходить, зная, что это конец. Ты понятия не имеешь, как тяжело мне было уйти. Ты знаешь, если бы я остался до тех пор, пока ты проснешься, то я бы не сумел выйти за дверь. И я могла бы изменить свое мнение и позволить тебе остаться, добавляю я про себя, но загоняю эту мысль подальше. - Это не какая-то разновидность наказания, Картер, - говорю я ему. - Это ради тебя… ради твоего благополучия. Ради твоего выздоровления. И затем, потому что я не знаю, что еще сказать ему, я поворачиваюсь и ухожу. * * * Я закончила обедать. Я выпила полбутылки хорошего вина. И я уже настроилась свернуться клубком на диване с хорошей книгой и еще одним стаканом «Мерло», когда ударяет первая молния. Вспышка освещает каждый уголок дома, и через несколько секунд раздается невероятно громкий грохот. Электричество мигает и отключается, и гостиная погружается в темноту. - Черт подери, - бормочу я, ощупью находя дорогу по темной комнате в поисках фонарика. Свечи. Хоть чего-нибудь. Звук дождя, бьющего в окна, начинается еще прежде чем я успеваю добраться до кухни, где и нахожу фонарик-вспышку. Снаружи уже настоящий ливень. Я обыскиваю комнату за комнатой, зажигая свечи там, где нахожу их. Еще одна молния с треском ударяет снаружи, и на долю секунды в спальне делается светло как днем, затем снова темно как в яме. Гром опять следует за молнией почти немедленно, такой сильный, что кажется, будто весь дом содрогается. Дождь продолжает лить. Кондиционер работает на электрическом термостате, поэтому прохладный воздух, прогоняемый через вентиляторы, останавливается, и я открываю несколько окон, чтобы впустить ночной бриз. Он пахнет свежей землей. Я собираюсь сесть на диван с книгой, вином и несколькими свечами на столике около него, когда слышу стук в парадную дверь. Мне повезло, что я услышала его; дождь почти оглушает. Добраться до двери со свечой в руке легко; открыть ее со свечой и костылем несколько неудобнее, но я справляюсь. Картер стоит там в темноте, освещенный только светом свечи, которую я держу. Он весь промок, его волосы прилипли к лицу, капли дождя падают с его лба, подбородка и кончика носа. - Привет, - говорит он. - Картер… - Просто подожди, - говорит он. – Ничего не говори минуту. Дай мне сказать. Я жду. Он делает долгую паузу перед тем, как заговорить. - Давай начнем всё заново, - говорит он. – С самого начала. Я смотрю на него вопросительно. - Вы, должно быть, Керри Уивер. Приятно познакомиться. А я – Джон Картер. - Картер… - пытаюсь я снова остановить его, но он качает головой, так что капли дождя разлетаются вокруг. - Вы знаете, мне бы правда этого хотелось… я имею в виду, в последнее время мне пришлось трудновато. Мне бы действительно пригодился друг. И я не знаю, как насчет вас, но, возможно, вам он тоже бы пригодился. Это всё, о чем я прошу. Просто… что мы, может быть, сумеем найти способ быть друзьями. Итак… что вы скажете? Я не могу ничего с собой поделать; улыбка проступает в уголках моего рта. - Да, я была бы рада, - отвечаю я. Он улыбается мне в ответ, и это настоящая улыбка, улыбка, которую я нечасто видела со Дня Святого Валентина. От нее у меня становится легко на сердце. - Ты промок. Электричество отключилось, но почему бы тебе не войти… по крайней мере, у меня есть газовая плита. Я могу приготовить растворимого кофе, а ты сможешь обсушиться. - С удовольствием, - говорит он. Налетает порыв ветра, и свеча в моей руке отчаянно мигает и потухает, оставляя нас в темноте. - Ну что ж, тогда входи, - говорю я ему, и он так и делает, и я захлопываю за ним дверь. THE END
Ella Lorina: Инна ЛМ Огромное тебе спасибо!
ИрМа: Спасибо;)
Вишенка: очень интересный рассказ,спасибо за перевод! Трогательный и трепетный рассказ! По новому на персонажей смотришь!
Lubasha : Инна, я вот тоже читаю)) не так быстро, но читаю)) а почему бы и нет, если сюжет и слог хороши и приятно читать.
Мария: ИННА!!!! Я уже тебе в письме сказала "спасибо", но этого мало! СПА-СИ-БО!!!!! И я тут была на спектакле "Свободная любовь" с Дмитрием Дюжевым. Получила большое удовольствие, но я не к тому Придя домой, я по просьбе подруги начала искать песню из этого спектакля. Нашла и - как раз параллельно я выкладывала на сайт очередные главы переведенного Инной шедевра - заслушалась... Прокрутив песню (к сожалению, полностью скачать не удалось, только отрывок) раз 15, я вдруг подумала, как соответствуют ее (песни) слова сюжету (да и не только - общему настроению) некоторых глав фанфика. А потом мысль моя пошла дальше. Даже захотелось сделать клип, когда Керри выставляет Картера из дома в 6 сезоне и остается одна... Но такого видео у меня нет, потому что без Картера жилье Керри потеряло для авторов какой-либо интерес... да и мувик мой сдох-сдох-сдох... Вот слова этой песни: "Свободная любовь" Слова и музыка: Андрей Щиголь Ключ тихонько в замке повернется, В приоткрытую дверь хлынет свет. И, неслышно ступая по солнцу, Ты вернешься, а меня нет. Одинокое эхо в квартире, На стене фотографии след. Ты была здесь единственной в мире. Ты вернешься, а меня нет. Телефонным звонком разорвется Тишина, и ты вздрогнешь в ответ. И надежда тоской отзовется. Ты вернешься, а меня нет. И покажется в эту минуту, Что напрасно себя столько лет Отдавала беспечно кому-то. Ты вернешься, а меня нет. Ты тихонечко в кресле свернешься, Ты не вспомнишь про чайник и свет. Ты вернешься, конечно, вернешься, Ты вернешься, а меня нет. Ты вернешься однажды вернешься, Может завтра, не стоит гадать. Ты вернешься, конечно, вернешься, Ты вернешься, а я… Скачать ее можно на сайте Дюжева. Мне очень нравится. Она трогательная, грустная... берет за душу! И еще раз, Инна, спасибо тебе! Это чудо - читать любимые фанфики на родном языке! А объем переведенного текста меня ужасает... гениально
Инна ЛМ: Мария пишет: А объем переведенного текста меня ужасает... Ну, объем там не такой уж и гигантский - английский оригинал в бумажной распечатке 70 с чем-то страниц... Тем более что существенную часть составляют диалоги, то есть страницы заполнены не так плотно, как, например, в случае сплошных описаний обстановки или пейзажей. Это еще далеко не самый большой фанф по "СП"... Спасибо всем за отзывы!
Дик: Атмосфера и характеры отлично переданы. Поклон автору и переводчику. Пожалуй, это один из лучших фантиков на сайте
полная версия страницы